Трогательные рождественские рассказы русских писателей

– Что-о? – с гордостью спросила Фоминична, обращаясь ко мне и к Оленьке. – Каракулька?

Как было в самом деле не верить после этого гаданиям!

XI. Бабушкин воспитанник

Танечка тихими шагами вошла в комнату бабушки (мы все стояли у дверей), чтоб известить ее о приезде дорогого гостя.

Бабушка не спала.

– Ты это, Таня? – спросила она, слыша, что в комнату кто-то вошел.

– Я-с, – ответила Танечка.

Катенька, Оленька, Шашенька и я тоже вошли.

– Что тебе, Таня?

– Александр Васильевич приехал-с.

– Полно ты!

И бабушка быстро поднялась с подушки.

– Где же он? Что же сюда нейдет? – говорила она дрожащим от радости голосом. – Таня, беги, милая! Веди его сюда поскорее! Ох, старость-то! Сама бы пошла, да вот разлежалась – и встать не могу.

Танечка побежала было к дверям, но в них столкнулась лицом к лицу с Сашей. Лица Давыдыча и Фоминичны выглядывали из дверей.

Танечка сильно сконфузилась и вскрикнула только:

– Ах-с!

– Здравствуй, Саша! Здравствуй, Саша! – приветствовала питомца своего бабушка.

– Здравствуйте-с, Алена Михайловна, – сказал с чувством Саша, поспешно подходя к бабушке и тоже сильно сконфуженный неожиданным столкновением с Танечкой.

После долгих и звонких поцелуев Алены Михайловны Саша мог наконец произнести:

– Я запоздал немного-с, Алена Михайловна: экипировка задержала.

– Ничего, мой милый, ничего. Слава Богу, что жив-то да здоров. Я ведь уже думала было, что случилось с тобой. А и не узнать бы мне тебя… как ты переменился-то, как переменился! Господи!

Саше было не более двадцати двух – двадцати трех лет. Он был среднего роста, худощав, недурен лицом, черноволос и немного кудряв; молодые усы завивались у него в тоненькие колечки.

– А что же ты, Саша, не узнал разве старых-то знакомых? – сказала бабушка. – Это ведь Таня!.. Танечка, поди сюда поближе! Что ты там стоишь?.. Чай, Саша, вместе игрывали…

– Ах, здравствуйте-с, – застенчиво произнес Саша.

– Ай да приятель! Ай да старинный друг! – воскликнула Алена Михайловна, качая головою. – Десять лет не видались, так и забыть уже успели, как в старину, бывало, шагу не сделают один без другого! И поцеловаться бы не грех!

Танечка вспыхнула до ушей; Саша тоже.

– Нечего краснеть-то: коль бабушка говорит, так уж, значит, можно. Ну-ка, ну-ка! Полно, Танечка, пятиться-то, не чужой человек.

Танечка и Саша сошлись и поцеловались. Она еще более покраснела и потупила глаза, а он показался мне чрезвычайно неловким; просто, кажется, не знает, куда с руками деться.

– А Шашеньку узнал, Саша?.. – спросила бабушка. – Отца Феофила дочка… Тоже игрывали вместе.

– Как же, узнал-с, – ответил Саша (и непременно лгал). – Выросли только как.

И он поцеловал ручку Шашеньки, что Шашеньку нимало не сконфузило.

– А вот этих никого не знаешь? – продолжала бабушка, указывая на Катю, Олю и меня. – Это – Катя Прохорова… помнишь, в Уфимской консистории служил, часто еще ко мне хаживал, Лука Павлыч? Правда, где тебе помнить! А это вот Оля – Грушеньки Мордовцевой дочь… Как на Кавказ они с мужем ехали, так я у себя оставила: дорога дальняя, а она тогда еще крошкой была; ну да и люди же они не богатые. А это вот один приятель – все вместе в карты играют, – внучек мой, Миша Наденькин…

Саша только молча раскланивался.

Впрочем, вскоре, и именно за ужином, он несколько освоился с нашим немалочисленным обществом, перестал конфузиться и даже разговорился.

На следующий день Саша сделался окончательно своим человеком в нашей семье: будто он всегда с нами жил. Он был довольно веселого нрава, много рассказывал забавных анекдотов про себя и про своих товарищей, играл на гитаре, которую привез с собой, и пел звучным тенором приятные романсы вроде: «Гусар, на саблю опираясь» и «Под вечер осени ненастной».

XII. Мост

После того из наших деревенских ужинов, за которым в первый раз присутствовал Саша, я, отправляясь спать, зашел в девичью за Фоминичной, обыкновенно укладывавшей меня в постель, и, прежде чем Фоминична взяла свечу и повела меня в мою спальню, выслушал следующий разговор между нянюшкой и Танечкой.

– Ну, пожалуйста, нянюшка, – говорила Танечка, – принеси же мне свечу да наведи зеркало.

– Полно ты, лебедка, полно! Что попусту глазки-то трудить! А я тебе и так скажу, кто твой суженый!..

– А кто?

– Ас кем сегодня целовалась!

– Вот еще! – сказала Танечка и покраснела.

– Да уж быть делу так – помяни мое слово. А теперь ложись-ка лучше с Богом почивать. Мостик вот, пожалуй, намощу тебе.

– Ах, и в самом деле, нянюшка, намости мостик.

– Вот кого увидишь во сне, кто переведет через мост, тот тебе и суженый. А кому и быть, как не…

– Ну уж, нянюшка, опять ты за свое!

– А быть делу так, быть делу так. Ступай, голубушка, ступай, раздевайся; дай вот Мишу-то уложить… как уложу, так и приду…