Троя

Порой перед глазами встают знакомые аудитории, лица студентов, споры за овальным столом… «А почему Троянская война тянулась так долго?» — спрашивает одна из новеньких слушательниц. Меня так и подмывает ответить ей, выросшей в мире быстрой пищи и молниеносных боёв — то есть «Макдоналдса», войны в Заливе и международных террористов, — что древние греки не видели смысла в спешке ни на поле битвы, ни за хорошим обедом. Но класс внимательно ждёт, и я пускаюсь в объяснения. Рассказываю, сколько значило сражение для героев той эпохи, его так и называли — charme, представляете? От глагола charo — «ликую». Потом я зачитываю отрывок из поэмы, где Гомер описывает противников словами charmei gethosunoi, «торжествующие в сече». И ещё знакомлю студентов с понятием aristeia, что означает поединок или сражение небольших групп, в котором каждый мог показать, чего стоит. Древние очень ценили подобные стычки; самые большие битвы частенько прекращались, когда подворачивалась возможность поболеть за прославленных героев. «Значит, типа, вы хотите, типа, сказать, — запинается девица, демонстрируя образец той ужасной неопрятной речи, которая, будто вирус, поголовно поразила американскую молодёжь в конце двадцатого столетия, — что война, типа, была бы короче, если бы они, типа, не останавливались ради, типа, ареста-как-его-там?» — «Совершенно верно», — вздыхаю я, бросая тоскливый взгляд на настенные часы Гамильтоновского колледжа.

И знаете, пронаблюдав целых девять лет за этим-как-его-там в действии, я могу лишь повторить свои слова. Да, шут возьми, не будь aristeia столь приятна троянцам и аргивянам, этой долгой, безнадёжно долгой осаде давно пришёл бы логический конец. Беда в том, что даже самый искушённый американец после длительного путешествия, например, по Франции, всей душой рвётся назад, к гамбургерам и попкорну, в мир быстрой еды или, в моём случае, быстрых войн. Парочка бомбовых ударов, воздушный налёт, вой сирен, трах-тарарах и — «аста ла виста, беби», живо домой, к Пенелопе.

Но сегодня я думаю иначе.

Эхепол — первый из троянских воинов, павший в этом сражении.

Получив обратно своё тело, герой пошатывается на ногах и несколько мгновений туго соображает. Может, поэтому, когда враждебные рати сходятся, он так медленно и неуверенно поднимает копьё? Приятель Ахиллеса, Несторов сын Антилох оказывается проворнее и бьёт первым. Бронзовый наконечник ударяет в гребень косматого шлема и пронзает череп Эхепола. Правый глаз лопается, мозги вытекают сквозь зубы серой кашей. Троянец валится в пыль, будто могучий срубленный тополь, как любил говаривать Гомер.

Тут же разгорается обычное «жаркое дело», которое до сих пор не перестаёт изумлять меня. Как бы вам объяснить? Троянцы и греки дерутся прежде всего ради славы, это верно. Однако не только ради неё, родимой. Кровопролитие — их профессия, а боевые трофеи — зарплата. Львиную долю чести и добычи в битве доставляют воину доспехи убитых. Завладеть искусно выполненным, пышно украшенным оружием врага (а также его щитом, поножами, поясом и нагрудными латами) для античного героя — всё равно что индейцу из племени сиу завладеть сотней вражеских скальпов. И даже гораздо круче. Доспехи многих сработаны из дорогой бронзы, а самые важные чины вообще носят чеканное золото, роскошно убранное самоцветами.

Короче говоря, закипает бой за латы Эхепола.

Елефенор, сын Халкодонта, пробивается вперёд, хватает павшего за лодыжки и тащит окровавленный труп за собой, не обращая внимания на мелькающие копья, звон мечей и грохот щитов. Я наблюдал за доблестным ахейцем годами, в лагере и небольших стычках. Должен заметить, динозавроподобное имя ему вполне подходит. Видели бы вы этого великана: широченные плечи, могучие руки, сильные бёдра. Среди бойцов Агамемнона он, конечно, не самый заметный, однако задира ещё тот. Елефенор, тридцативосьмилетний — с прошлого июня — начальник абантов и владыка Эвбеи, отходит за спины воюющих товарищей и принимается раздевать холодное тело.

Троянский герой Агенор, сын Антенора и отец Эхеклеса — и того и другого я встречал на улицах Илиона, — прорывает линию вражеской обороны, видит громилу, склонившегося над убитым Эхеполом, делает выпад и вонзает медную пику в неосторожно открытый бок великана. Слышится треск рёбер и звучное хлюпанье. Прежде чем рухнуть, Елефенор изрыгает поток крови. Троянцы кидаются в бой как волки и отбивают ахейскую атаку. Тут уже сам Агенор начинает срывать со своей жертвы пояс, поножи и нагрудную пластину, пока его товарищи оттаскивают полуобнажённого Эхепола из-под стрел и копий.

Вокруг погибших разворачивается настоящее сражение. Вот ахеец по имени Аякс, прозванный Большим Аяксом, или Теламонидом, — не путайте с Малым Аяксом, начальником локров, — прорубается вперёд и, спрятав меч в ножны, вонзает пику в грудь юного Симоесия, который храбро выступил, чтобы прикрыть отступающего Агенора.