— Я не имел на это права. Кто угодно, но не я. Царь отвечает за все и за всех, а я, обезумев от своего горя, от жалости к себе, об этом забыл! И сбежал, оставив братьев и мать, и всех, кто меня так любил и так хотел, чтобы я был с ними… И мало того! Я увлек за собою тебя, тогда как ты, и только ты мог бы меня заменить. Разве Деифобу по силам снова сделать Трою великой Троей? Он — могучий воин и славный человек, но он не сможет быть настоящим царем — мудрым, хитрым, тонким, каким был отец… Ты смог бы. Я погубил и тебя в своем безумии, в своем ослеплении. Я предал вас, Ахилл! Трою, троянцев, тебя, Пентесилею, Авлону, твоего маленького сына. Моя смерть — заслуженное наказание. Но за что погибаешь ты? А Патрокл — он-то за что? А женщины — что будет с ними, там, среди этих гор?
Ахилл смотрел на искаженное отчаянием лицо брата и понимал, что никогда не любил его так, как теперь. Он не думал о неизбежности собственной гибели, у него было сейчас одно желание — как-то помочь Гектору.
— Если бы мы видели тот край пропасти, я бы попробовал тебя туда перебросить! — прошептал он. — Возможно, у меня хватило бы сил. Можно кинуть еще кусок трута, и в его свете…
Гектор покачал головой.
— Сил у тебя хватит, я знаю, но карниз очень узок, а прямо в отверстие прохода не попасть — там выступ. При таком броске я бы просто расшибся в лепешку о камень или отлетел назад, в пропасть. Да и бросить отсюда с такой силой тяжелое тело не удастся — нет места для размаха.
— Ты прав, — Ахилл сжал руку брата еще крепче. — Но я не хочу, чтобы ты винил себя во всем, Гектор. Да, ты во многом ошибался, но не больше чем я, чем многие из нас… Я понимаю, что мы совершили много непростительных глупостей, но мы еще живы.
Старший брат с нежностью посмотрел на младшего и улыбнулся ему.
— Твое мужество так же беспредельно, как твоя великая доброта! Нам никто не поможет, надо это понять. Проход завален, и даже если бы Пентесилея попыталась проникнуть в пещеру — а она попытается, она не оставит Патрокла! — то ей сюда не пробраться. Да и хорошо — хотя бы ее не заманят в ловушку. А мы будем стоять на этом выступе до тех пор, пока не иссякнут наши силы. Факел скоро погаснет, мы останемся в темноте.
— Ну что же! — воскликнул Ахилл, отвечая улыбкой на улыбку брата. — Тогда давай наберемся терпения.
— Я готов, — голос Гектора потух и стал почти спокоен. — Только не могу поверить, что так и не увижу ни Андромаху, ни Астианакса…
— Послушай меня, Гектор! — Ахилл говорил, сам удивляясь своим словам, будто кто-то подсказывал их ему. — Послушай, я понимаю, что в это сейчас трудно поверить, но ты же знаешь, с некоторых пор у меня появилось что-то вроде дара предвидения. И я отчего-то знаю, что ты… что мы вернемся в Трою. Я знаю, что ты будешь царствовать.
— Но для этого надо выйти отсюда, — глухо проговорил Гектор.
— Мы выйдем. Поверь мне. Поверь! Давай держаться до последних сил, до последнего дыхания. И если кто-то ослабеет и пошатнется, пускай другой поддержит его. Будем сражаться до конца, как мы всегда с тобой умели сражаться! И мы увидим Трою, увидим маму и братьев. И тогда я сам, уже один, поеду искать Андромаху и найду ее и мальчика. Клянусь тебе! Давай выдержим.
Молодой царь смотрел на брата одновременно изумленно и восторженно.
— На кого ты надеешься? На что? На случай? Или веришь, что эти мерзкие уроды не хотят убить нас, а собираются помучить и вытащить, как поступил со мной фараон?
Ахилл покачал головой.
— Я не знаю. Надеюсь я прежде всего на Бога, потому что видел Его силу много раз и знаю, что для Него нет невозможного. Давай молиться Ему, брат, и Он спасет нас.
— Если бы у меня была такая же могучая вера! — воскликнул Гектор. — Но я не могу не верить, раз так веришь ты. Что же, будем молиться и верить до последнего мгновения…
Они все так же стояли, прижавшись друг к другу плечами, вжавшись спиной в холодный шершавый камень. Шло время. Братья старались меньше говорить, чтобы и на это не тратить лишних сил, но молчать тоже было невыносимо. Из-за почти полной невозможности двигаться у обоих очень скоро стали затекать и мучительно ныть ноги, тела тяжелели, наливаясь противной немотой. Остро саднили многочисленные ранки, оставленные содравшими кожу липкими узлами паучьей сети. Ахилл, кроме того, чувствовал все нарастающую боль в раненой ноге. Герой понимал, что от этой боли нога может внезапно онеметь, и тогда он полетит в пропасть, а потому старался не забываться ни на мгновение.
Факел стал трещать, пламя доедало его смолистую головку. Братья одновременно повернули друг к другу головы. Каждому хотелось еще раз увидеть лицо другого, пока кромешный мрак не растворит и не поглотит все. И вот огонь вспыхнул ярче, затем стал тускнеть и вскоре угас.
— И не было земли, и был только мрак и хаос! — прошептал Гектор. — Так нам рассказывали о зарождении мира. А ведь действительно, полная тьма кажется плотной, будто бы там не воздух, а что-то другое…
— Тьма неполная, Гектор! — отозвался вдруг Ахилл, и его голос напряженно дрогнул. — Или у меня помрачение ума, или там… там… свет!