Троя. Герои Троянской войны

— Потому что за меньшее время они бы так не изменились, не превратились бы в таких чудищ.

— Сколько же живут люди на земле, а, Гектор? — Ахилл смотрел на брата с детским любопытством. — Как-то я спросил об этом Хирона, а он засмеялся и сказал, что это знает только Бог. Но предположить-то можно, да?

Гектор вновь усмехнулся.

— Я тоже все время задаю себе этот вопрос. Постоянно натыкаюсь на доказательства того, что люди явились в мир очень давно. А наша история открывает только пару тысяч лет жизни Ойкумены… Хотя многие даже известные нам государства куда древнее. И ведь мы знаем не весь мир — люди могут жить и там, где никто из наших предков еще никогда не бывал. Скорее всего, человеческое сознание так устроено, что мы способны видеть и оценивать только определенный объем времени, а то, что за его пределами, кажется нам недоступным. Некоторые летописцы уверены, что пару тысяч лет назад все племена и пароды еще были дикими. Очевидная чушь. Но так проще. Потому что, если представить себе, сколько на самом деле жили и пережили люди, сколько раз рушились государства, гибли народы, исчезали языки целых племен, сколько раз ливни вроде того, что сейчас бушует, только еще сильнее, смывали с земли города и селения, сколько раз войны или болезни уничтожали целые страны, — если все это просто вообразить, разум начинает меркнуть. Куда проще думать, что мы молоды, чем осознать, как страшно давно мы живем!

Он умолк, и некоторое время слышны были только рокот ливня да рев взбесившейся реки, огибавшей гигантский ствол дерева, будто остров.

Потом Ахилл спросил:

— И как ты думаешь, сколько еще жить людям на земле?

— А вот это уж точно, только Бог и знает! — прошептал в ответ Гектор и добавил задумчиво: — Мне почему-то кажется, что все самое главное с людьми еще произойдет… Что-то такое Он задумал, этот Бог, чего мы не можем сейчас угадать.

— И я так думаю! — отозвался младший брат. — И хорошо, если это так. А то иногда становится страшно.

— Да? — Гектор улыбнулся. — Страшно? Тебе?

— Еще как… Бродим в мире будто слепые, как в этой самой пещере… Фу, какой вздор я несу! Прости, брат, я кажется засыпаю…

— И мудро поступишь, если, наконец, заснешь! — твердо сказал Гектор. — Прости, но вид у тебя сейчас далеко не самый лучший. Добрых тебе снов!

— А тебе не слишком измучиться за ночь…

— Да не хочу я спать! — сердито буркнул Гектор. — Правда, не хочу.

— Моя совесть шепчет обратное, но мое тело уверяет, что это правда, потому что ему нужен отдых! — чуть слышно рассмеялся Ахилл. — Доброй ночи, брат! Прости…

Молодой человек со всей осторожностью, чтобы не разбудить жену, полусогнул колени и поудобнее уселся на подстилке из сухих листьев. Почти тотчас его глаза закрылись, и он окунулся в сон, как в чистую темную воду.

Гектор тоже переменил позу, но только для того, чтобы его члены не затекли и не онемели. Ему, действительно, не хотелось спать.

Настала ночь, тьма сгустилась, и гул ливня, звучащий монотонно, как и рокот вышедшей из берегов реки, стал еще явственнее. Ничто не звучало в мире, кроме грозного шума воды, казалось, даже крона гигантского дерева не шелестела, сотрясаемая дождевыми потоками. Гром умолк, но голубые вспышки еще мелькали время от времени в проеме дупла — где-то вдали гроза продолжалась.

Молодой царь Трои видел в скудном свете чадящего светильника лишь смутные очертания тел своих безмятежно уснувших спутников и светлые пятна их лиц. Он смотрел на них и вновь, заново и по-новому переживал свою вину перед ними. Он понимал, что они его ни в чем не винят, но от этого становилось только горше. Все, что он сказал Ахиллу, стоя с ним плечом к плечу на каменном выступе в пещере горных карликов, когда они думали, что погибнут, — все это снова терзало его душу, может быть, сильнее, чем тогда, потому что теперь он знал, что будет жить дальше и все ошибки, как это ни трудно, нужно будет исправить, и оправдаться перед людьми, которых он любил всеми силами души и сердца.

ЧАСТЬ V ЛЕСТРИГОНЫ

Глава 1

Корабль шел со свернутым парусом, на веслах, потому что ветра не было, море было почти совершенно ровным, лишь еле заметные волны, скорее похожие на рябь, нарушали серебристую невозмутимость его глади. Корабль не плыл, а как бы скользил по ровной поверхности.

Это было большое, красивое судно, ладно сработанное из хорошей кедровой древесины, с высоким носом, выгнутым над волнами и завершенным широким резным венцом — символом полураскрытого лотоса. Над его бортами возвышались скамейки гребцов, и длинные пальмовые весла ровно и легко взмахивали, повинуясь черным мускулистым рукам.