Троя. Герои Троянской войны

Эти слова произнес кормчий, высокий, смуглый мореход, только что оставивший рулевое весло и спустившийся с кормового возвышения. Покуда гребцы возились с канатами и с парусом, он прошел к носовой части судна, к другому, меньшему возвышению, где, зорко всматриваясь в полускрытый утренней дымчатой завесой берег, стояла девушка, закутанная в длинный, темный плащ. Услышав слова кормчего, она обернулась, и от этого движения, резкого и стремительного, как почти все ее жесты, плащ, ничем не скрепленный на груди, соскользнул с плеч и упал к ее ногам.

Она была довольно высока ростом: во всяком случае, воспевая ее красоты, ни один аэд[2] не назвал бы ее «маленькой птичкой» или «легким цветочным лепестком». У нее были длинные стройные ноги, высокая талия и упругая полная грудь. Все это можно было если не разглядеть подробно, то заметить под мягкими складками голубой туники, схваченной нешироким тканым поясом и едва закрывающей ее колени. Туника была без рукавов и позволяла видеть сверху донизу прекрасные руки, покрытые легким прозрачным загаром, украшенные на плечах и на запястьях одинаковыми витыми браслетами из темного золота с аметистами. Голова девушки была также украшена золотом, но ажурная диадема терялась в светлом сиянии ее волос, вьющихся и легких, заплетенных в восемь тонких кос и уложенных прихотливыми кольцами среди отдельных завитков, оставленных свободными.

Все это вместе создавало ощущение горделивой торжественной красоты — однако ощущение, и только. Лицо девушки если не разочаровывало взгляд, то вызывало что-то вроде удивления: оно было почти обыкновенным. Тонкие черты, нежная, как перламутр, кожа, прекрасные линии бровей, прямой нос с еле различимой переносицей, большие светло-серые глаза под густыми ресницами, — все в отдельности было необычайно красиво. Все же вместе казалось искусственно собранным, словно в мраморной статуе, для которой скульптор брал разные члены у разных натурщиц, отбирая все самое прекрасное и не думая, насколько одно сообразуется с другим. Лицо девушки всякий, рассмотрев его, назвал бы красивым, и мало кто сказал бы, что оно прекрасно…

Она стояла, опираясь обеими руками о борт, нетерпеливо притопывая небольшой ножкой в сандалии из золоченой кожи, с коваными бляшками на тонких ремешках.

Позади нее, на том же возвышении, устроенном из приколоченных поперек носовой части судна досок, стоял юноша, примерно одних с нею лет — им обоим было без малого девятнадцать.

Юноша был среднего роста, но очень крепок и мускулист. Широкие плечи, развитый, как у вполне зрелого мужчины, торс и мощные ноги делали его коренастым и кряжистым, хотя талия и бедра его были достаточно стройны.

На первый взгляд, лицом он был полной противоположностью своей спутнице: низкий лоб, небольшие темные глаза с густыми, вразлет, бровями, нос с горбинкой, выступающий, но нерезкий подбородок. Ни следа тонкости и утонченной правильности. И все же между ними было что-то неуловимо общее, настолько общее, что с первого взгляда они казались очень схожими.

И на самом деле, они были родственниками, причем близкими. Их отцы приходились друг другу родными братьями, а матери — родными сестрами.

Красавицу звали Гермионой, она была дочерью царя Спарты Атрида Менелая и его неверной жены Елены. Юноша звался Орестом и был сыном покойного царя Микен Атрида Агамемнона и Клитемнестры, единоутробной сестры Елены Прекрасной, убийцы своего мужа…

— Прикажи гребцам, чтобы помогли мне сойти на берег! — обратилась Гермиона к кормчему. — Я не хочу ждать, пока корабль вытянут на сушу.

— А его и не будут вытягивать, — сказал кормчий. — Этот залив безопасен, сильных волн здесь почти никогда не бывает. Вон, корабли царя Менелая стоят просто на привязи, возле берега. И наш так же станет, надо только лучше его привязать и укрепить. Я велю, чтобы с носа на берег перекинули доски и снесли тебя на руках, госпожа.

— Ну, этой чести я не уступлю гребцам! — воскликнул Орест.

С этими словами он подхватил девушку на руки и, вскочив вместе с нею на борт, спрыгнул в воду. Взлетевшие стеной брызги окатили их сверху до низу. Гермиона громко вскрикнула, больше от злости, чем от страха, и сомкнула руки над головой, пытаясь защитить свою прическу. Что до Ореста, то он, спрыгнув с высокого носа судна и оказавшись по грудь в воде, не потерял равновесия и не покачнулся, но, подняв свою ношу как можно выше и прижав к груди, быстро выбрался с нею на берег и там поставил девушку на ноги.

— Что ты наделал, дурак?! — взвизгнула Гермиона. — Посмотри, я же вся мокрая! Как я пойду во дворец в таком виде, ну?! Как?

— А разве ты не собиралась переодеться и надеть что-нибудь попристойнее этой куцей туники? — то ли с искренним, то ли с деланным изумлением воскликнул Орест. — Ты хотела явиться перед царем Эпира в этом мальчишеском наряде?

— Не твое дело! — вся красная от ярости, она бешено топнула ногой, кажется, готовая кинуться на юношу с кулаками. — Вечно ты позволяешь себе со мной вольности и дерзости, от которых меня уже тошнит! Зачем ты вообще увязался за мною сюда?!