— Я все же не зря вопрошаю богов и знаю, когда и какая жертва им угодна! — спокойно возразил Гелен и жестом поманил за собою Неоптолема в темный боковой проход между высокой стеной и длинным рядом ребристых колонн.
В глубине прохода было совершенно темно — строй колонн перешел в такую же глухую стену, и сюда не добирался ни свет факелов, зажженных возле входа, ни рыжие блики светильников, слабо полыхавших возле главного алтаря, в центре храма.
В этой темноте Гелен шел уверенно, будто видел не хуже кошки. Его шаги гулко отдавались под высокими сводами, и только они помогали Неоптолему правильно выбирать направление.
— Сюда! — прошептал прорицатель, безошибочно находя и сжимая руку царя. — Сверни, не то наткнешься на алтарный камень. Так, теперь проход поворачивает. Еще немного… А теперь стой!
— А стража не заподозрит неладного, если на алтаре не зажжется огонь? — тем же шепотом спросил юноша.
— Они не уйдут от входа, а оттуда ничего не видно… А если и подумают что-то не то, то уже не догонят нас. Сейчас я зажгу факел, но лучше сперва открыть дверь.
— Какую дверь? — не понял Неоптолем.
— Да ту, перед которой мы стоим.
Юноша услышал скрип ключа в замочной скважине и впервые испытал удивление: если подземный ход, в который они идут, такой древний, им давно никто не пользовался, то отчего ключ так легко поворачивается в замке? И откуда вообще у Гелена ключ, если он не ходил прежде по этому проходу, а просто слышал о нем от жреца?
Но он слишком волновался, слишком спешил на помощь к тем, кто был ему дороже всего остального мира, и потому не задумался всерьез над этим обстоятельством.
По его лицу скользнула волна теплого, спертого воздуха, запах влажного камня и земли — запах подземелья. Впереди расцвел оранжевый бутон огня, высветилась уходящая вниз каменная лестница и часть стены, сложенной из того же известняка, из которого был построен храм — когда-то светлого, но ныне покрытого темными потеками, а кое-где — пятнами плесени. Однако, со сводов, должно быть, очень низких, вода не текла, истертые от времени ступени каменной лестницы казались сухими.
— Еще немного, и лестница кончится! — уже не понижая голоса, сказал Гелен. — Я вижу, где она кончается. Теперь нам нужно пройти около сорока стадиев по подземному ходу. Дальше будет проход в башню. — А этот ход нигде не разветвляется? — спросил Неоптолем, по прежнему невольно говоря вполголоса, хотя и понимал, что их уже никто не может услышать. — Мы не пойдем вдруг совсем не в ту сторону?
— Нет, тут нет никаких разветвлений! — твердо возразил Гелен. — Но есть места, где нужно идти осторожно: кое-где плиты подточила вода, под ними могут быть ямы, и можно поломать ноги. Ну ничего, мы заметим неровности пола и, в крайнем случае, поупражняемся в прыжках…
Они шли еще некоторое время молча, осторожно ступая по каменным плитам. Проход постепенно, все заметнее, стал сворачивать вправо, и в какой-то момент когда факел качнулся в руке Гелена и свет метнулся из стороны в сторону, Неоптолем заметил, что стены немного расширились, отступая друг от друга уже не на три-четыре локтя, а локтей на шесть. И, самое странное, проход вновь пошел вниз, хотя если он вел ко дворцу, стоящему на возвышенности, ему давно бы следовало подниматься. Или он завершается очень крутой лестницей, или…
Но Неоптолем не успел спросить Гелена об этом новом странном обстоятельстве. Троянец круто остановился и, посветив факелом, указал вперед:
— Смотри, царь! Вот как раз и яма впереди. К счастью, совсем не широкая. Я перескочу и отойду, чтобы тебе на меня не наткнуться. Ну, давай за мной!
Рыжее пятно факела метнулось вперед, свет скользнул по горбатому своду, затем, как показалось на миг Неоптолему, высветил что-то похожее на толстые прутья решетки, которая находилась где-то впереди, в глубине прохода.
— Это еще что? — успел подумать юноша, легким прыжком перелетая через темное отверстие.
В следующий миг, в тот миг, когда правая нога юноши коснулась пола, раздался громкий скрежещущий звук, точно железо резко и остро скользнуло по железу. Ногу Неоптолема, а затем все тело, и все сознание, и все существо пронзила внезапная чудовищная боль. Сперва был удар, одновременно с ним глухой хруст сломанной кости, и уже будто издали, из затмившего сознание безумия, юноша услышал свой короткий, страшный крик.
Потом был обморок, скорее всего, недолгий — боль была слишком сильна, чтобы подарить спасительное беспамятство надолго. Открыв глаза, юноша увидел каменный пол прямо возле своего лица и скорее догадался, чем почувствовал, что лежит, согнувшись дугой, в самой неловкой позе, своим неестественно скрюченным телом огибая какой-то торчащий из пола предмет, а его правая нога, коленом прижатая к животу, торчит меж двух железных дуг — верхушки этого самого предмета, намертво ее сжавшего. Толстые шипы, хищные зубы железной пасти, глубоко впивались в щиколотку, и тонкие ручейки крови, вытекая из-под них, змеясь по темным плитам, подбирались уже к самому лицу юноши.