Троя. Герои Троянской войны

— Только отдельные слова, — Каверин показал лист, на котором были разбросаны десятка три слов. — Прочитать и перевести невозможно, но по этим отдельным словам и по смыслу продолжения можно догадаться, что происходит в этой главе, если принимать мое деление на главы. Как я понял, в городе и во дворце узнают о гибели Пандиона, и это вызывает бунт среди мирмидонской стражи. Одновременно Андромаха узнает, что исчез ее сын. Тут, если только я понял правильно, появляется Гелен, говорит, что троянские поселенцы захватили мальчика и требуют в обмен на его жизнь, чтобы Андромаха стала женой одного из них. Не знаю, точен ли я здесь — возможно, уважаемый прорицатель сразу выдвигает свою кандидатуру, объясняя это тем, что такой вариант устроит и троянцев, ибо он тоже троянец, и жителей Эпира, ибо они ему доверяют, и вообще хотят царя, а не царицу. По одной оставшейся фразе можно догадаться, что Андромаха, скорее всего, поняла игру Гелена. Эта фраза звучит так: «Ты ждал этих обстоятельств, или ты их создал, Гелен?» Думаю, это слова царицы, она слишком умна, чтобы не понять, что к чему.

— А Астианакс-то где? — спросила Аня. — Они его действительно поймали?

— А вот с этим не спеши! — Каверин старательно раскурил трубку, в то время, как молодые люди рассматривали лист с выписанными словами, пытаясь составить свою версию происходящего. — О нем мы в свое время все узнаем. Из начала свитка можно заключить, что Гелен каким-то образом использовал бестолковое письмо, которое маленький лазутчик оставил для своей матери, и которое, очень возможно, нашел наш прорицатель. Не знаю, дописал ли он что-то к написанному Астианаксом, либо подделал его каракули, но мне показалось, что он пытался с помощью письма убедить царицу, будто сын умоляет ее о помощи. И она, судя по всему, очень хорошо понимала, насколько серьезно положение, как велика опасность. То, что ей предлагал Гелен, было отвратительным, но выходом.

Сандлер присвистнул.

— Честное слово! Гелен этот выпадает из галереи образов. Ну в самом деле — такие античные богатыри, такие красивые ребята, и тут такая скотина. Прямо современный тип какой-то вклинился!

— Да он не один там, — возразил Миша. — Парис лучше, что ли?

— С одной стороны, верно, не лучше. Но он хотя бы из мифа…

— Так и Гелен из мифа, еще как из мифа! Только известен куда меньше Париса! — махнул рукой Ларионов. — Про эти его козни там нет ничего, но о том, как он предал Трою, якобы зная заранее, что троянцы потерпят поражение, миф повествует совершенно определенно. И именно он, согласно мифу, становится последним мужем Андромахи, после того, как погибает Неоптолем.

— Об этом и я что-то читал! — нетерпеливо воскликнул Виктор. — Но теперь-то мы знаем, что все это было не так, верно? И Неоптолем не погиб, по крайней мере, не погиб тогда… ну, в храме, у алтаря, когда женился на Андромахе, да и Гектор живехонек. И вообще, логика древних греков эпохи Гомера вполне понятна: не осталось женщине иного выхода, как выйти за предателя и подонка, ну что же — воля богов, значит! Но, как я понимаю, в эпоху, когда писалась наша повесть, женщины думали еще немного иначе?

Каверин, не удержавшись, расхохотался.

— О-ой, Витя, Витя, не стоило тебе бросать институт, честное слово! Ну ничего уже не помнишь, а рассуждаешь абсолютно верно. Да, в Крито-Микенскую эпоху, я уверен, и воспитание, и мировоззрение женщины были куда шире, чем в последующие несколько веков. И это — не отголоски матриархата, а следствие общего высокого уровня развития общества. Да и мужчины были куда образованнее и свободнее. Вместе с тем, до такого маразма, как эмансипации всякие и феминизмы, дело у них не дошло, потому они и заложили, так сказать, фундамент для будущего прихода Православия на их землю. Я говорю, конечно, не о диких по сути ахейских племенах — но Андромаха и не имеет к ним отношения.

— Александр Георгиевич, — вмешался Михаил, едва Каверин умолк, затянувшись трубкой, — все это понятно, и с Геленом, и с поздней трактовкой его образа. Вы нам об этом рассказывали — нивелирование нравственных позиций, и так далее… А что в конце свитка?

— А в конце, — усмехнулся Каверин. — обрывок разговора Андромахи с Фениксом и со слугами. Сперва мне показалось, что, оторванный от начала, он ничего собой не представляет, и его можно опустить, заменив пересказом, но последующие события повести доказали мне, что этот кусочек очень даже нужен. Виктор, будь любезен, не мелькай перед лампой. Лучше сядь.

— Будешь тут сидеть, когда такие мерзости творятся! — взмахнул руками Сандлер. — Хрен знает, что!

— Так в любом случае, все уже кончилось три тысячи лет назад, и беготней взад вперед ничего не изменишь! — Каверин пыхнул трубкой и взял со стола остальные листы. — Итак, начинается остаток смытой главы со слов Феникса:

* * *