Троя. Герои Троянской войны

Неоптолем смотрел на огонь, стараясь успокоить дыхание и заставить себя сидеть, не шевелясь. Только так можно было притупить все нарастающую, одуряющую боль и собраться с мыслями. Первый порыв бешеной ярости, охватившей все его существо, прошел, и на него все сильнее, все тупее наваливалось отчаяние. Он уже понял до конца, как нечеловечески глупо повел себя, поддавшись страху за царицу и от этого утратив разум. Но не стыд мучил его сейчас сильнее всего. Самое страшное было теперь в том, что его ошибка казалась непоправимой! Отдав себя в руки обманщика, оказавшись в его власти, базилевс погубил не только себя. Теперь из-за его ошибки Андромаха тоже оказалась во власти Гелена, а его отцу и Гектору придется выполнять условие этого негодяя! Ведь, судя по всему, Гелен не лгал в отношении Астианакса — мальчика они тоже захватили, значит, и у Андромахи, и у Гектора, и у Ахилла просто не будет выбора… Вот если бы он, Неоптолем, повел себя умнее и осторожнее, если бы разгадал подвох, если бы понял вовремя, что ему расставляют сети, он мог бы сам захватить Гелена, и тогда торг был бы иной. Но теперь он, именно он станет причиной несчастья Андромахи, позора троянского царя, своего дяди, которому придется принять унизительные условия Гелена, и, возможно… возможно, гибели отца! Ведь проклятый прорицатель больше всех боится, конечно же, Ахилла. Ахилл, с его порывистым нравом, может захотеть рассчитаться с обманщиком, даже вначале приняв его условия: а значит, Гелену удобнее всего и ему устроить ловушку — постараться его погубить, свалив гибель героя на троянских разбойников. Конечно, никакого письма отцу и Гектору Неоптолем писать не будет, этого из него не вытянуть никакими муками, но разве Гелен, в крайнем случае, не обойдется без письма? Чтобы убедить Ахилла в бедственном положении сына, он может использовать чье-нибудь свидетельство… Может… может даже Андромаху привести в это подземелье, и тогда… тогда письмо напишет она! Напишет, чтобы спасти царя Эпира и погубить себя!

Подумав об этом, Неоптолем зарычал от бешенства и, забыв обо всем, рванулся из тисков. У него вырвался пронзительный крик — юноша опрокинулся на бок, извиваясь в судорогах. Раздавленная капканом нога давно потеряла чувствительность, но волна жгучей боли поднялась выше, к позвоночнику, затем ударила в сердце.

«Конец!» — подумал он, и ясно-ясно услышал вдруг слабый голос своего умирающего деда, царя Приама: «Бедный мальчик! Ты не доживешь до старости!»

Через какое-то время он вновь пришел в себя, и ему стало стыдно. Мало того, что он так позорно угодил в ловушку, так еще и скис почти сразу… И он — сын величайшего героя Ойкумены? Хорош!

Неоптолем вспомнил рассказ Гектора о том, как тот почти так же, по той же причине, боясь за жизнь брата, дал себя обмануть коварному царю Нубии и оказался в каменном мешке египетской темницы. Да, любовь к близким делает безумцем даже самого мудрого человека. Однако, Гектор ведь выдержал муки заточения! Он продержался не одни сутки, хотя был ранен, измучен жаждой и голодом, закован в тяжелые цепи… И его тогда тоже сводила с ума мысль о своем легковерии и глупой оплошности. Но он, по крайней мере, не мог стать причиной гибели своих родных.

Юноша вновь привстал и сел, сжимая зубы, чтобы снова не закричать. В тусклом свете факела он внимательно осмотрел капкан. Нет, само собой, раскрыть его невозможно — Гелен все продумал. Тем не менее, Неоптолем ухватился за железные скобы обеими руками и, напрягая все силы, рванул. Это стоило ему нового обморока, более глубокого, чем предыдущий. Очнувшись, он глянул на факел. Еще час или чуть больше огонь будет гореть. Что можно сделать за это время? Что-то сделать нужно, нужно выбраться отсюда и успеть предупредить их, отца и Гектора. И тогда вместе они сумеют помочь Андромахе и спасти мальчика.

Неоптолем понимал, что покинуть подземелье возможно, только освободившись из капкана. Разжать его не удастся. А раз так, тогда…

Он отогнал волну страха, на миг затопившего сознание. Раз это нужно сделать, он это сделает. Но сначала следует подумать, как уходить. Гелен наверняка запер дверь, что ведет в подземный ход. На всякий случай — ведь Неоптолему все равно не уйти. Однако едва ли прорицатель поставил там стражу. Значит придется просто сломать дверь. И это легче, чем то, что необходимо сделать в первую очередь…

Базилевс оторвал полосу от хитона, тщательно скрутил ее в жгут и изо всей силы перетянул ногу ниже колена. Потом вытащил меч из ножен, тверже сжал рукоять. Позади — стена, она помешает замахнуться. Но передвинуться он не мог.

— Ты, Бог, который создал небо и землю, который спас моего отца, спас Гектора… который все может… Если Ты действительно есть, то Ты поможешь мне! — прошептал юноша и, взмахнув мечом, резко опустил его на свою опухшую ногу, над железной скобой капкана.

Удар, тупой хруст рассеченной кости, струйки горячей, как огонь, крови, брызнувшей во все стороны, и в лицо ему… И никакой боли. Просто огненная бездна, упавшая откуда-то сверху и разом погасившая сознание.