— … эти троянские разбойники ведь не ограничились грабежом в городке — воины мне сообщили, что бродяги угнали половину овечьего стада, которое паслось на одном из склонов холма, выше городка. А вторая половина овец с перепугу разбежалась. Основные промыслы там — сыроварение и прядение шерсти, так что люди просто в отчаянии. Да у них еще и пастух — человек опасный. Прискакавший из городка воин сообщил совсем неприятную весть — говорит, этот самый пастух рассвирепел от такого бесчинства и, взяв посох, отправился сюда, в Эпиру. Хочет жаловаться тебе, царица!
— Что за чушь! — вырвалось у Андромахи. — Чем может быть опасен пастух? И он ведь идет жаловаться, а не убивать меня, или я не так поняла?
— Ты так поняла, а я сказал, как мне передали, но вся беда в том, что этот пастух может прийти с жалобой, а потом устроить драку. О нем ходят самые дурные слухи. Это Полифем — громадный одноглазый детина невероятной силищи, которого боится вся округа. Он был пьян в тот день, когда троянцы устроили разбой со стадом, но и то троих из них, говорят, искалечил. А теперь вот идет сюда, и я бы не стал пускать его во дворец…
— О боги, мне сейчас только и дел, что до этого Полифема! — не выдержав, закричала царица. — Со мной он драться не будет, а захочет убить, пускай убивает! Это лучше, чем идти за Гелена!
Царица понимала, что совершенно напрасно говорит все это Фениксу, тот ничем не может ей помочь. В глубине души она даже испытывала удивление, видя, что старик до сих пор проявляет к ней сочувствие и выказывает преданность. Он должен был считать ее виновницей смерти Неоптолема… ведь он, наверное, все-таки верил в эту смерть! А она? Андромаха вдруг спросила себя, не начинает ли тоже верить? Иначе разве могло бы сейчас все это происходить? Бунт стражи, готовой убить ее, если она не выйдет замуж и не перестанет быть царицей Эпира, чудовищная наглость бывших морских разбойников, захвативших ее сына и угрожающих его смертью… Все угрожают ей, все! И Гелен, такой преданный, такой спокойный, готовый усмирить общее недовольство, вызволить Астианакса, готовый на все, если только она скажет ему «да». А она скажет, он в этом уверен, потому что у нее больше нет выбора! Выбор был, пока Астианакс оставался рядом, пока его жизни ничто не грозило, и пока возле него был Пандион. Теперь Пандион мертв, а ее сын…
Она не позволила себе думать дальше, она боялась, что следующая мысль сведет ее с ума…
— Отстань от меня, поганец! Убери свои гнусные руки, или я тебе расцарапаю твою наглую морду! Посмей только не пустить меня к моей госпоже!
— Не пущу, пока не покажешь, что у тебя в корзине!
— Я тебе сейчас ее надену на твою башку! Прочь!
Андромаха быстро вышла из своего покоя и вовремя успела удержать Эфру, не то рабыня и впрямь обрушила бы на голову стражнику корзину, полную мотков пряжи.
— Видали! — кричала женщина, в ярости наступая на воина. — Они еще меня тут проверять будут, что я несу! Уроды, даром что троянцы! Ишь, мирмидонцы, видите ли, ушли, не хотят нас охранять, и Гелен поставил этих разбойников на стражу, будто он уже царь, а они тут уже хозяева! Ни войти, ни выйти без их разрешения! Пусть вернут нашего царевича, пока боги их не покарали, всех до единого! Чтоб они язвами покрылись, чтоб у них ногти повылезали, языки пораспухали, чтоб они…
— Хватит! — воскликнула царица и так посмотрела на рабыню, что та сразу замолчала. — Ты и сама знаешь, Эфра: мы сейчас должны подчиниться этим людям, из-за Астианакса должны… Ты, по крайней мере, ходишь, куда хочешь, а я не могу выйти из дворца — Гелен говорит, если разбойники заподозрят меня в намерении бежать, то убьют моего сына. Как будто я куда-то убегу без него!
— Убежишь, не убежишь, а шла бы ты в свои покои, царица! — заметил воин, мрачный тяжеловесный и коренастый детина в некоем подобии троянских доспехов. — В городе — беспорядки, так что спокойнее будет, если ты не станешь бродить одна даже по дворцу…
Говоря это, он самым наглым образом двинулся на Андромаху, побуждая ее отступить к дверям. Но тут из-за спины царицы бесшумно выступил Тарк и, как призрак, вырос между хозяйкой и стражником. Его верхняя губа угрожающе приподнялась, открывая громадные клыки. Обычно вслед за этим выразительным оскалом следовало короткое грозное рычание, но на этот раз его не потребовалось — стражника точно отбросило шагов на пять, прямо к лестнице.
— Я же защищаю тебя, госпожа! — в испуге пробормотал троянец. — Убери ты это тартарово чудище!
— Не смей оскорблять моего пса! — спокойно сказала Андромаха, опуская руку на голову собаки и по привычке ласково погружая пальцы в густой золотистый мех. — Идем, Тарк, идем, не трогай его… Пошли, Эфра!
— Понял, наглый скот?! — крикнула через плечо рабыня. — Сунешься к госпоже, Тарк тебя пополам перекусит!
Уже входя в свои комнаты, Андромаха вдруг остановилась и пристально посмотрела в поднятую к ней большую умную морду Тарка, в его глубоко сидящие волчьи глаза.
— А ведь ты бы мог найти Астианакса, Тарк, да? — шепотом спросила она пса.