Троя. Герои Троянской войны

— Капкан! — вместе с безумной, непрекращающейся болью, от которой все тело сотрясали жестокие судороги, вошла в сознание столь же безумная мысль.

Он слыхал и прежде о капканах, которые бывают во всяких потайных ходах, но ахейцы нечасто прибегали к таким приспособлениям для защиты своих сокровищ — капканы ставили в лесу, на волков и пантер. Мысль о такой ловушке в подземном проходе даже не могла прийти в голову Неоптолему. Впрочем, почему же — могла, если бы… Если бы не уверенность Гелена!

Еще не осознавая до конца непоправимости происшедшего, силясь только справиться с мучительными судорогами, юноша приподнял голову и огляделся, до крови закусывая губу, чтобы вновь не закричать.

Гелен был рядом — он стоял в глубине прохода, возле той самой железной решетки, что мелькнула в свете факела, когда Неоптолем прыгал. Лицо троянца было спокойно, и не просто спокойно — в нем читалось ясное облегчение и удовлетворение…

Несколько мгновений Неоптолем смотрел на прорицателя. Он не проронил ни слова, уже почти до конца понимая, ЧТО все это означает, но еще пытаясь надеяться на чудо, на то, что сейчас этот человек, которому он так отчаянно поверил, кинется ему на помощь… Неоптолем ясно видел мощь ловушки, видел он и то, что его нога сломана, передавлена толстыми дугами. Но если Гелен не знал об этом капкане, то он… Нет, даже и думать об этом глупо — на лице троянца появилась легкая улыбка: он явно понимал, какая надежда тлеет в душе пойманного им в ловушку царя!

Глухо рыча, опираясь на руки, Неоптолем привстал и сел, согнув левую ногу и ощущая, что боль перемещается из правой ноги в спину и в голову, становясь еще мучительнее, а раздавленная, распухающая на глазах правая нога с каждым мгновением все больше теряет чувствительность.

— Для чего ты это сделал? — вытолкнул он из горла непослушные слова, переставая узнавать свой голос — в нем была только боль и ярость.

— Для чего ты это сделал? — проговорил Неоптолем, переставая узнавать свой голос

— Ты — мужественный человек, приятно смотреть! — воскликнул Гелен, не погасив своей страшной улыбки. — Я же понимаю, как это больно. Но у меня не было выбора, ты уж прости меня, царь! Боюсь, ты останешься хромым на всю жизнь, ну, и придется потерпеть некоторое время…

— Что тебе нужно? — юноша говорил, прикидывая, сумеет ли метнуть меч в троянца так, чтобы наверняка попасть в грудь или в голову. — Чего ты от меня хочешь?

Гелен внимательно посмотрел на сжавшиеся в кулаки пальцы царя, на торчащую вертикально рукоять его меча и отошел шага на три в глубь прохода, став почти вплотную к решетке.

— Я тебе все объясню, Неоптолем. Только убить меня не пытайся. Я понимаю, что ты готов умереть в этих тисках, лишь бы отомстить мне. Но ведь тогда и Андромаха может погибнуть — вдруг твои отец с Гектором опоздают? Видишь ли, все и впрямь почти так, как я тебе рассказал. Но дело в том, что моя цель — стать мужем Андромахи и царем здесь, в Эпире. То есть, наконец, взять то, что у меня много лет назад отняли, вот и все. С тобой я бы без труда справился, но тут вдруг открылось, что сюда плывут два великих героя, которые мне уж никак не по зубам. А останавливаться было поздно. И я решил воспользоваться этим проходом в сокровищницу храма.

— Так этот проход не ведет во дворец?! — прохрипел Неоптолем.

— Нет, конечно. Вот за этой решеткой — помещение, в котором уже лет двести жрецы Посейдона прячут богатства, которые считают главным достоянием храма — тут и богатые жертвы, и, как я слышал, золото и драгоценности, когда-то отбитые у морских разбойников, пожалованные храму за то, что молитвы жрецов помогли мореходам одолеть врагов… Ключ я, признаюсь, стащил — жрец этого не знает, он мне слишком верит, старый дуралей! А капкан был среди этих самых сокровищ. У вас таких не делают — это либо египетская, либо персидская вещица. Из него и медведь не вырвется, а разжать его зубы из людей смог бы разве что твой богоравный отец! Я намертво вделал его в пол, прибив железными скобами, да еще цепью приковал к стене, так что ты из него не уйдешь. Но, как и любую железяку, его можно распилить! Я это сделаю, как только мои условия будут выполнены. И произойдет это, едва только корабль Гектора причалит в здешней гавани.

Неоптолем сделал над собой невероятное усилие и попытался рассмеяться, хотя гримаса, исказившая при этом его лицо, никак не сошла бы за улыбку.

— Ты что, уж ползучий, думаешь, будто два великих героя примут твои условия, даже если от них будет зависеть моя жизнь? — выдохнул юноша.