Но злость его была не настоящей, не искренней, и герой промолчал. Его рука все еще лежала на груди Гектора, и он ощущал, какими неровными толчками бьется сердце раненого.
– Что ты с нами сделаешь? – спросил Гектор, невероятным усилием подавив накатившую дурноту.
Ахилл быстро взглянул на него.
– Не бойся. Все дурное, что я мог сделать в отношении тебя, я уже сделал. На второй день после нашего поединка ко мне в лагерь приходил твой отец... Нет, не смотри так, с ним ничего не случилось, он вернулся в Трою. Он приходил просить, чтобы я отдал твое тело...
– Ты ему сказал? – на этот раз Гектор не совладал с собою, и его голос задрожал.
– Да, ему я сказал, – проговорил Ахилл, отводя глаза от мучительно тревожного взгляда троянца – И разрешил сказать царице Гекубе. Через пять дней мы встретимся снова.
– Для чего?
Пелид отвернулся, встал, налил что-то в глиняную чашку и вновь подошел к постели.
– Тебе рано говорить и нельзя волноваться, Гектор. На, выпей.
– Что это?
– Молоко. Я добавил в него отвар одного корня... Ты выпьешь и уснешь. Не то у тебя снова будет жар. Обо всем, что предстоит сделать, мы поговорим дня через два.
– Нет! – губы Гектора побелели, но он по-прежнему боролся с наплывающим обмороком. – Сначала я должен знать... Я выпью все, что ты мне дашь, но только когда ты скажешь, что тебе нужно от царя Приама и от меня, Ахилл! Прошу тебя...
Эти последние слова прозвучали почти умоляюще, и вновь будто что-то острое кольнуло Ахилла в сердце. И когда он заговорил, его голос, до того ровный и бесстрастный, прозвучал очень мягко:
– Я договорился с царем Приамом, что, когда тебе станет лучше – чтобы он мог быть уверен в твоем будущем выздоровлении – он через послов начнет переговоры с Атридом Агамемноном о прекращении войны. Я обещал вернуть ему не твое тело, а тебя живого, если война будет окончена.
– На... На каких условиях? – выдохнул Гектор.
– На любых, кроме сдачи города. Приам умен и искусен в таких делах, он сумеет уговорить Атридов. Это все, чего я хочу. В моем намерении есть что-то плохое?
– Нет.
Гектор смотрел на Пелида если не с изумлением, то с новым, напряженным интересом.
– У меня... плохо работает голова, Ахилл... Если ты говоришь правду...
– Лгать я не умею. А теперь пей молоко и спи. Ты обещал.
И он осторожно, медленно приподнимая чашку, влил густое козье молоко, приправленное чем-то остро-ароматным, в рот раненого, с неосознанной радостью замечая, что тот уже легко глотает и ему, вероятно, не больно.
– Андромаха, подойди, – прошептал Гектор. – Я хочу тебя видеть.
Она взяла его руку и нежно потерлась об нее щекой.
– Я здесь. Я всегда с тобой!
– А... А как ты сюда?.
Но он не договорил. Слабость, пришедшая на смену напряжению, словно сковала язык. Тут же начало действовать снотворное, и уже не обморок, а глубокий сон, без сновидений и кошмаров, погрузил его в тихую прохладную тьму.
Глава 2
Пройдя через восточное крыло дворца и миновав один из его обвитых диким виноградом внутренних дворов, царь Приам поднялся по широкой каменной лестнице в покои царицы.
Было раннее утро, и он не встретил на пути никого, кроме стражи и рабов, подметавших двор и поливавших росшие в нем розовые и гранатовые кусты. Но царь не сомневался, что Гекуба уже не спит, она всегда вставала с рассветом, а в последние дни и вовсе почти не спала. Правда четыре дня назад, когда царь сообщил ей, взяв клятву молчать, что их сын жив, она после бурного разговора сразу уснула и спала мертвым сном весь день до вечера. Но потом тревога и смятение снова лишили ее сна.
Приам застал свою супругу в комнате, смежной с ее спальней, за резным, персидской работы столиком, накрытым для завтрака. Впервые со дня смертельного поединка Гектора с Ахиллом царица заставила себя по-настоящему поесть. Перед нею на тарелке лежала лепешка, выпеченная из ячменя с растертыми орехами, стояла чашечка меда и высокий кубок разбавленного родниковой водой вина. На небольшом серебряном блюде рассыпались спелые фиги.
Услыхав знакомые шаги мужа, Гекуба быстро обернулась и махнула рукой стоявшей позади ее кресла рабыне, приказывая той уйти. Потом встала и пошла навстречу Приаму.
– Да будет исполнен надежды твой день, царь, муж мой!
И тут же спросила совсем тихо:
– У тебя есть какие-то известия?
– Только одно, – отвечал царь, обнимая и нежно привлекая к себе жену – Ночью костры на равнине не загорелись, значит наш сын прожил эту ночь. А, значит, надежды еще больше. Он выздоравливает.
Гекуба со стоном опустилась назад, в свое кресло.
– Невыносимо! Невыносимо так ждать и ничего не делать! Это может помрачить рассудок!
И она порывисто сжала ладнями виски.
«Все та же! – подумал Приам, – Так же нетерпелива и так же сильна...»