Троянская война

Враги падали направо и налево от воина, пока он не пошел по трупам, а выжженная земля не намокла от крови. Юный Антилох, разъярившись при виде позорного поражения своих воинов, смело выступил наперерез великану, чтобы метнуть копье. Мнемнон не стал дожидаться момента, когда сможет отразить копье щитом, а сам бросился вперед, одним прыжком преодолев расстояние, равное двум человеческим ростам, и нанес удар. Он приземлился с такой ужасающей силой, что его копье проткнуло щит и нагрудную пластину и вышло на ладонь из спины юноши. Антилох упал замертво, даже не вскрикнув.

Старый Нестор, потеряв голову от отчаяния, вызванного гибелью своего старшего и самого любимого сына, выхватил кнут из колесницы и принялся стегать коней, правя в гущу сражения.

– Держись подальше, старый дурак! – крикнул ему Мнемнон. – Тебе не по силам бороться со мной!

Старик резко наклонился вперед в своей колеснице и бросил копье дрожащей рукой. Мнемнон рассмеялся, поскольку оно упало далеко в стороне, и отвернулся, направляясь в гущу сражения. Нестор мгновение колебался, чуть не плача о своем мертвом ребенке и от своей собственной слабости.

– Пусть Ахиллес отомстит за моего сына, – сказал он наконец, отворачиваясь, – ведь он всегда его любил.

Теперь бледная богиня Рассвета тяжело вздохнула, и легкие ветры, которые сопровождали ее колесницу, задрожали от страха. Фетида закрыла лицо, чтобы ее усталые глаза не видели смерти сына. Ряд за рядом бессмертные боги наблюдали со своих тронов на облаках, как сыновья двух богинь встретились, подобно двойному удару молнии, на равнине Трои.

Мечи героев вспыхивали, словно молнии, когда они осыпали друг друга таким градом ударов, что глаз не мог уследить. Дважды они сходились щитом к щиту, и их развевающиеся гребни из конских волос переплелись, пока они старались перерезать друг другу горло. Ахиллес выхватил глубоко вросший в землю пограничный камень, который в далекие счастливые времена отмечал границу пахотной земли. Ни один другой грек, даже Аякс, не мог бы поднять такой вес и бросить его в своего противника со скоростью камня, выпущенного из пращи. Заколдованный щит Мнемнона отразил камень, а сам великан устоял и даже не шелохнулся. На мгновение Ахиллес застыл в удивлении. И вновь с ревом герои набросились друг на друга, и искры полетели от их столкнувшихся шлемов.

Пыль поднялась и осела на сражавшихся. От пота она запеклась на их лицах. Темные брызги крови от шедшего вокруг сражения обагрили их члены. Рядом бой бушевал подобно шторму в море, а взбесившиеся кони топтали тела убитых. Однако вокруг этих двух сражающихся гигантов образовалась пустота, несмотря на близость сражения, потому что никто не смел вмешиваться в поединок между героями, рожденными богиней Рассвета и сереброногой морской нимфой.

Ветер отнес пыль сражения в сторону, и бессмертные боги с небесной высоты громко кричали, и крики их были подобны громовым раскатам, поскольку за Мнемноном стояла черная богиня Судьбы, а за Ахиллесом – богоподобная Слава. Мощным ударом меч Ахиллеса проткнул насквозь тело Мнемнона, и гигант рухнул, словно огромное дерево, его броня звякнула в пыли.

Богиня Рассвета закрыла свой светлый лик облаком, а блистательный Ахиллес нагнулся, чтобы снять броню с павшего. Легкие ветерки с тихими вздохами мягко слетели на землю в серебряном тумане и, подняв мертвое тело Мнемнона, унесли его прочь.

Ахиллес с победным кличем бросился на эфиопов и рассеял их завывающие ряды, которые смели силы троянцев, доверившихся их мощи. Воины в панике побросали щиты или вскочили на свои колесницы и обратились в бегство. Но хотя они бежали в отчаянии, Ахиллес, одетый в полную броню, был гораздо проворней их. Скоро врата Трои распахнулись настежь, но натиск ищущих спасения был столь силен, что ни один человек был не в силах снова их закрыть. Со стен раздался громкий крик, потому что в гуще троянцев бежал Ахиллес, а теперь он стоял в открытых воротах и рубил мечом всех, кто попадал ему под руку.

– Троя взята! – кричали женщины со стен, дети, стоящие рядом с ними пронзительно визжали от страха, а старики напрасно взывали к беспомощным стражам ворот.

Троя действительно была бы взята, если бы не Аполлон, который любил и следил за этим городом с момента его основания.

Быстро, словно солнечный луч, Аполлон оставил свое место в облаках и, спустившись во внутренний двор, предстал перед Парисом, приняв образ молодого человека.

– Разве ты не выстрелишь ради Трои? – спросил он, давая ему стрелу.

Парис стоял на ступенях дворца далеко от толпы, поскольку был в первых рядах бежавших с поля битвы. Он трясущимися руками вставил стрелу в свой лук и со свистом пустил ее поверх голов своих воинов в сверкающую фигуру в воротах.

Стрела была нацелена поспешно и скоро потеряла свою силу. Она падала в ноги Ахиллесу и безо всякого вреда воткнулась бы в землю, если бы герой вдруг не повернулся, чтобы отразить удар, нацеленный ему в спину. Пока он поворачивался, стрела труса вонзилась ему в пятку, за которую держала его Фетида, когда ребенком окунала в воды Стикса.