Троянская война

Рана оказалась совершенно неизлечимой, и болезненные крики укушенного не давали покоя всему флоту. Везти его дальше казалось невозможным, так как суда оказались настолько тесны, что необходимо было сходить на берег, дабы приготовить еду и выспаться. Между тем обряд очищения совершать нужно было лишь в полной тишине. Снова некоторые военачальники начали роптать, им казалось, что боги против них и поэтому будет лучше вернуться домой.

Наконец по совету Одиссея Агамемнон решил оставить Филоктета на ближайшем необитаемом острове. Когда больной заснул беспокойным сном, воины переправили его на остров и положили перед входом в пещеру с несколькими тряпками, чтобы перевязывать рану, мешком с провизией и со знаменитым луком и стрелами под рукой. Там они и оставили его, потом выполнили свои обряды и отбыли в Трою, не сомневаясь, что через несколько дней его настигнет смерть.

Если совесть Агамемнона и тревожилась из-за того, что он оставил несчастного в беде, амбиции с готовностью успокаивали его. Одиссей был слишком мудр, чтобы участвовать в поступке, о котором он будет впоследствии сожалеть. Со своей стороны он был убежден, что смерть одного человека предпочтительнее, нежели несчастья, которые случатся, если экспедиция потерпит неудачу и власть Агамемнона ослабнет по всей Греции. Однако даже Одиссей слегка удивился словам Калхаса.

– Лук Геракла! – удивленно повторил он. – Так, значит, Филоктет не умер!

– Если он живет теперь на том пустынном острове, он скорее сожжет лук и погибнет сам, чем придет нам на помощь, – уныло сказал Агамемнон, нахмурясь.

Молчание остальных военачальников означало согласие.

– Что приказали боги, то они и выполнят, – уверенно заявил Одиссей. – Дайте мне корабль, и я привезу лук в Трою.

Герои изумленно смотрели на находчивого человека, которому любая задача была по плечу. Агамемнон в сомнении теребил бороду.

– Филоктет вооружен стрелами Геракла, от которых любая царапина смертельна, – напомнил он.

– Не бойся, – с улыбкой сказал Одиссей. – Мне суждено, по словам прорицателей, быть убитым членом моей собственной семьи. Позволь мне взять с собой Пирра, поскольку его не было среди нас, когда мы оставили Филоктета, поэтому теперь у героя не может быть на него обиды.

Пирр с удовольствием согласился поехать с Одиссеем, поскольку он был целиком покорен мудрым царем, который прибыл забрать его со Скироса, признал в нем сына его отца и с готовностью отдал ему броню Ахиллеса. Разве царь не признал великодушно, что Пирр превосходит его в военном искусстве? Молодой человек был польщен и очарован, и все же даже он начал сомневаться, когда Одиссей объяснил ему свой план.

– Ты должен пойти к пещере один, – сказал Одиссей, – и назвать Филоктету свое имя. Скажешь, что возвращаешься домой из Трои, потому что поссорился со мной, так как я отказал тебе в оружии твоего отца, которое было даровано мне войском. Предложишь взять его с собой назад в Грецию и поможешь спуститься к своему кораблю. Потом возьмешь в руки лук Геракла, сделав вид, что хочешь помочь ему. Как только лук окажется у тебя, Филоктет в твоей власти.

– Неужели мы должны говорить неправду? – неуверенно осведомился Пирр, не желая отличаться от своего вызывающего восхищение друга. – Я плохо умею лгать, – добавил он, слегка покраснев.

Несмотря на гордыню, в сердце он был честен и невинен.

– Должны – или предадим наших товарищей, – твердо ответил Одиссей. – Иначе мы не сможем к нему приблизиться, ведь он – лучник, который ни разу не промахнулся.

Пирр неохотно согласился, но был совершенно подавлен, когда, стоя перед пещерой, к которой Одиссей направил его, увидел жалкое логовище, в котором Филоктет просуществовал все эти годы.

Некоторое время пещера была пуста, но следы присутствия Филоктета были повсюду. В одном углу лежала маленькая кучка дров. В другом была его постель – несколько веток, прикрытых перьями бесчисленных птиц. Около нее стояла грубая деревянная бадья, в которой настаивались травы. Какие-то грязные тряпки валялись рядом, и, если не считать кострища, там больше ничего не было.

Глаза Пирра увлажнились от жалости при мысли о десяти годах, проведенных в таком убожестве. Обернувшись, он увидел, как Филоктет, приволакивая больную ногу, тащится к пещере. У него за спиной был огромный лук, а в одной руке он сжимал тушку птицы, которую он, очевидно, убил стрелой. Пирр побежал, чтобы помочь ему, и увидел, что Филоктет был черен от измождения и грязи и превратился в живой скелет. Его нагота была прикрыта лохмотьями и длинными волосами, растрепавшимися по его плечам. Его обувь была изношена и разбита, а одна нога неуклюже перевязана полосами ткани. Радость и благодарность Филоктета были столь ошеломляющи, что Пирр едва сумел выпалить историю, которую приготовил для него Одиссей.

Филоктет был слишком возбужден, чтобы заметить нерешительность своего собеседника. Он завалил его вопросами, поохал о гибели Аякса, который был его другом, и с готовностью посочувствовал вымышленной несправедливости, от которой Пирр якобы пострадал по милости Одиссея.