Троянская война

Между холмами небольшой ручеек образовывал озерцо, окруженное грубой дамбой из камней. Всего несколькими ярдами ниже он широкой брызжущей дугой прыгал вниз со скалы и бежал с холмов в Скамандр, который нес его к морю. Скамандр был желтый от песка, смытого многими такими же потоками, но здесь наверху озерцо было кристально-прозрачным и бегущий ручеек пел, словно звонкий колокольчик. Полоса деревьев затеняла его берега, а на противоположной стороне ручья был небольшой грот с зеленым кустарником около него и входом, устланным ковром из желтых цветов.

– Здесь! – сказал страдалец. – Теперь кладите меня на землю и принесите воды.

Один поспешил принести больному напиться воды в ладонях, остальные погрузили свои горящие лица прямо в ледяное озерцо.

– Позовите ее, – сказал раненый чуть громче и повысил голос до крика: – Энона!

– Энона! – повторили четверо хором, сначала робко, а затем, когда не последовало никакого ответа, кроме эха, более громко, пока по холмам не зазвенело:

– Энона!

Внезапно она появилась из грота и посмотрела на них с противоположного берега. На ней было блестящее платье, которое он помнил, ее изящные руки и ноги покрылись легким загаром, волосы – роскошного каштанового цвета. На ее губах, обычно улыбающихся, улыбки не было.

– Парис! – сказала она резко. – Было время, когда ты был пастухом и полагал, что нимфа достаточно хороша для тебя, чтобы быть твоей невестой. Теперь ты – сын великого царя и тебе ровня лишь самая красивая женщина в мире. Где Елена и почему ты здесь?

– Энона, – умоляюще прохрипел Парис, – Филоктет привез лук Геракла в Трою и ранил меня стрелой, как и было предначертано богинями Судьбы.

– Где Елена? – повторила Энона с горечью. – Разве ее бело-розовая красота столь нежна, что не может перенести вид человеческих страданий?

– Она не может излечить меня, – сказал Парис. – Прорицатели говорят, никто не может спасти мне жизнь, кроме Эноны, которая любила меня когда-то.

– Никто не властен над ядом Геракла, кроме меня, но почему я должна спасать тебя?

– Имей сострадание, – сказал он, с трудом пытаясь приподняться. – Я умираю в мучениях, а ты ведь любила меня когда-то.

Зеленый с золотом свет падал сквозь ветки на его прекрасные волосы и гладкие щеки, румяные от лихорадки. Парис умоляюще улыбался ей и выглядел столь же прекрасным, каким был в расцвете своей юности. Энона сделала шаг вперед и вышла из грота на солнечный свет.

– Посмотри на меня, – нетерпеливо потребовала она. – Разве я не такая красивая, как Елена, в конце концов?

Парис открыл было губы, чтобы согласиться с нею, но не смог.

– Елена, – сказал он мечтательно, смакуя каждый звук ее имени. – Красота Елены ослепительнее самого солнца.

– Тогда пусть она тебя и лечит! – закричала нимфа. – А я не буду!

Она закрыла лицо руками и, рыдая, побежала в грот.

– Поднимите меня и идите домой, – сказал Парис своим носильщикам. – Если мне суждено умереть, то я хотел бы увидеть Елену еще хотя бы раз.

Они повернули и стали спускаться вниз со склона теперь гораздо медленнее. Хозяин больше не торопил их, он втягивал в себя дыхание уже менее резко, когда кто-то из них спотыкался о камень. Теперь его синие глаза закрылись, хотя дыхание было напряженным и хриплым.

Пока они спускались с Идских гор, солнце село уже совсем низко, а когда они окликнули стражу у ворот, стало совсем темно. Охранники принесли факелы, чтобы осветить их путь через ворота.

– Что-то ваш хозяин затих, – сказал один. – Наверное, Энона наложила какую-нибудь траву на рану, чтобы оттянуть яд, похоже, что он заснул.

– Он умер! – резко воскликнул один из носильщиков. – Он, должно быть, умер еще за воротами, в темноте.

Маленькая процессия вошла в город, а охрана вернулась к воротам.

– Итак, он мертв, – сказал тот, что говорил прежде. – Это положит конец длинной войне.

– Не совсем, – возразил другой. – Елена-то все еще у нас.

– Ах, Елена, – сказал его товарищ с благоговейным трепетом. – Кто не умер бы ради такой женщины, как она?

– Только не Парис! Он вернулся к Эноне, чтобы та его исцелила, но, похоже, она его выгнала.

– Лучше бы ему не родиться!

Кто-то постучал в ворота снаружи.

– Впустите меня! – сказал женский голос. – Я – нимфа Энона. Я принесла травы для лечения ран Париса.

– Парису не нужно никаких трав, – грубо ответил охранник, – и без пароля я не могу открыть ворота.

– Я спасу ему жизнь, – умоляла она. – Пойдите и скажите царю Приаму, что я здесь, чтобы спасти его сына, которого я любила когда-то.

– Парис мертв! – закричал страж. – Лишь несколько минут назад носильщики пронесли его тело через ворота.

На мгновение установилась тишина, а затем послышалось рыдание. Охранник, вглядываясь со стены, не мог ничего разглядеть, несмотря на то что взошла луна и место перед воротами было освещено.

– Убирайся домой, лесной дух! – закричал он в ужасе и метнул копье в направлении звука.

Рыдания резко прекратились, и тишина окутала Трою. Далеко, где-то на склонах Идских гор, у покинутого грота завыл волк.

Взятие Палладия