— Слушай, ты, — мягко обратился к нему царевич, столь же мягко ткнув ниже спины копьём. — Тебя, дегенерата, до сих пор оглоблей от колесницы не переебали только потому, что ты можешь быть полезен.
Урбанист тут же замолчал, внимая царственной особе.
— Сейчас ты можешь оказаться полезен, рассказав про это, — продолжил Деифоб, кивая в сторону верблюда. — Я хочу перегнать это в город и изучить там. Рассказывай, как это...
— Нет, погодите-погодите! — замахал руками Лаокоонт, которого внезапное озарение заставило побелеть от ужаса. — Помните, что говорили Гелен и Кассандра? Лошадью нельзя ходить! Надо её сжечь нахуй!
— Чего это с ним? Излечился от долбоебизма что ли? — зашептались солдаты в отряде, переглядываясь.
— Это не лошадь, а верблюд, долбоёб, — резонно заметил Деифоб. — И меня не ебёт, что ты там возомнил. Эта хуетня секретная, так что мы забираем её с собой. Ну-ка, вертайте её к городу!
Воодушевившись, солдаты выстроились позади машины и с радостными песнями стали медленно разворачивать её в сторону Трои.
— Стойте! — заорал Лаокоонт, встав между верблюдом и дорогой в город. — Я не позволю вам отвезти это в Трою! Она построена не по фэн-шую!
— А мне по хую, — парировал Деифоб. — Толкайте!
— Да чтоб тебе яйца переехало, мудила, — проворчали солдаты, радостно навалившись на опоры и заставляя колёса почти в человеческий рост сделать первый оборот.
Верблюд покачнулся и сдвинулся вперёд, через пару секунд застряв передними колёсами в яме.
— Видите! Видите?! — воскликнул обрадованный Лаокоонт. — Даже боги против вашего решения!
— А мне до жопы! — рявкнул царевич. — Эй, мудаки! А ну вместе! Раз! Два! Нахуй!
Приложенного совместного усилия хватило, чтобы колёса резко и внезапно освободились из заточения, и верблюд начал своё перемещение вниз по склону холма. Только в этот момент до Лаокоонта дошло, что стоять на склоне перед собирающейся спускаться огромной конструкцией было, мягко говоря, плохой идеей. И, запаниковав, урбанист сделал ещё одну ошибку: стоя по центру, он попытался побежать в сторону, разумеется, опоздав. Переехав мелкое препятствие, штурмовая машина греков устремилась к своей цели. Кричали шокированные троянцы на холме. Ругались греки в лагере, наблюдавшие за развитием событий со смотровых башен. Паниковали троянцы на стене, видя приближающееся к ним чудовище. Но громче всех орали десантники внутри машины, которые через щели могли кое-как наблюдать, что их несёт вниз по склону прямо в каменную стену. Подпрыгивая на кочках и гремя содержимым, троянский верблюд влетел передними лапами в ров и, оставив одну из них там навсегда, оставшейся тушей врубился в стену, снеся огромный участок и рухнув на бок внутри городских стен.
— Что это, блядь, было? — простонал Менелай, неспособный повернуть голову и лежащий лицом вниз.
— Пригнали, сука, коника, — отозвался Агамемнон, предпоследний из тех, кто остался в сознании и лишившийся его на секунду раньше младшего брата.
Вечерний звон в голове стал верным спутником Менелая на ближайшие сутки. Застонав, царь Спарты внезапно понял, что верблюд стоит вертикально.
— Что за нахуй? — тихо спросил он.
— Заткнись, блядь, — попросил его Одиссей, осматривающий окрестности через щели в корпусе.
— Где мы? — шёпотом спросил Менелай.
— На площади, — столь же тихо ответил ему пришедший в себя сын Ахилла Неоптолем, который тоже вызвался участвовать в секретной миссии. — Нашу машину приняли за посвящённую богам статую, перетащили на площадь и поставили вертикально.
— И даже не сожгли? Уже неплохо, — заметил Менелай.
— Не только не сожгли, — сказал ему старший брат. — Ещё и нанесли подарков, чтобы задобрить божество из-за поломки.
— Да заткнитесь вы нахуй! — выругался Одиссей. — ВХГоде бы тихо. Давайте выбиХГаться.
Агамемнон слез с кресла и спустился вниз к люку, расположенному в животе машины. Отодвинув пару засовов, он мягко отпустил ручку. Дверца люка медленно поползла вниз... И остановилась через пару сантиметров.
— Не понял, — сказал царь Микен. — Заклинило?
— Дай я, — сказал Неоптолем и пару раз пнул дверцу. — Не заклинило. Её что-то держит.
— ПодаХГки, — произнёс Одиссей.
— Что? — повернулись к нему остальные.
— Какому богу может быть посвящён веХГблюд? — спросил итакиец.
— А хуй его знает, — отозвался Менелай, который только сейчас понял, что застрял рогами в нишах.
— Вот и тХГоянцы не знают, — ответил Одиссей. — И пХГинесли даХГы сХГазу всем богам. Думаю, что веХГблюд наш на эту гоХГу и опиХГается, потому и стоит веХГтикально.
— Пиздец, — только и сказал Агамемнон.
— Но согласитесь, — заметил царь Итаки. — Что моя идея была зае...
— Одя, заткнись, — хором посоветовали ему остальные.