Тройная игра

— Знатно! — одобрил Мастерила эффект, произведенный легким уколом его перстня. Он просунул руку в окошко киоска, дернул за что-то, и окошко со стуком закрылось, заодно явив прилепленную к стеклу табличку: «Технический перерыв».

12

Лена заметно нервничала дорогой, сидела, словно окаменев, плотно прижимала к себе небольшую хозяйственную сумку, в которой у нее лежали те самые вещи, которые она собиралась спрятать в тайнике: пистолет, фотографии, пачка прихваченных на всякий случай уставных документов… Ей не нравилось, что она едет с Нюсей, ей хотелось побывать на даче одной, не нравилось, что их преследует какая-то черная машина.

Но когда, едва уже не у самой дачи, они свернули на улицу, а черный «опель» помчался дальше по своим делам, когда узнала саму улицу, а главное, увидела, какое вокруг безлюдье, — она даже порадовалась про себя, что Нюся, добрая душа, вызвалась поехать с ней. Без Нюси ей, пожалуй, было бы страшновато и неуютно — нигде не горел в окошках свет, не шел из труб дымок, не ходили по дорожкам дачники, да и вообще на снегу почти совсем не было человеческих следов — только собачьи да птичьи…

— Ну что, пойдем сначала эту экономку искать? — предложила Нюся.

Лена пожала плечами:

— А зачем она нам? Нам же теперь Иван Аверьянович нужен, — сказала она. — Наверно, ему врача надо, за лекарством сгонять. Поблагодарить эту тетку мы всегда успеем, верно? Так что пошли в дом!

Дом был заперт, на их крик никто не откликался, и тогда Лена открыла входную дверь своим ключом.

— Иван Аверьянович! — позвала она из прихожей. — Это я, Лена. Помните, мы с вами на похоронах на Игоревых… Я вам на днях еще звонила…

И опять никто ей не ответил. В доме было натоплено, пахло варевом. Очевидно, Иван Аверьянович готовил утром что-то, когда топил печку…

Они обошли все комнаты.

— Странно, — сказала Нюся. — А впрочем, нет, это даже хорошо. Это значит, он либо на работе, либо к врачу пошел. Наверняка ведь в поселке есть какая-нибудь санчасть. А раз ходит — значит, чувствует себя достаточно хорошо, ну не при смерти…

Лена не могла не согласиться с ее доводами.

— Ну что, — сказала она. — Сразу пойдем к экономке или на станцию — может, там что узнаем — или сперва чайку попьем?

Решили сначала выпить чайку — вроде бы дорога не такая уж и длинная была, а все равно ощущение невольно сложилось, будто завершился очень значительный участок пути…

Все здесь навевало Лене воспоминания о ее коротком счастье; жаль, нельзя было ничего рассказать Нюсе, слишком уж это все было личное, интимное… Но одно воспоминание она себе все же позволила вслух, не удержалась:

— Ты давай кипяти чайник, — предложила она Нюсе, — а я спущусь принесу вина… того самого… Я думаю, полрюмочки можно, хоть ты и за рулем?

— Это ж ведь не самогон, как я понимаю, просто домашнее ягодное винцо, да? Тогда можно и целую рюмочку пропустить! Давай тащи!

Все так же, не выпуская из рук привезенную сумочку, Лена спустилась в подвал, прикидывая, как бы побыстрее проделать все то, что она заранее спланировала. И только тут вдруг сообразила, что ничего у нее с тайником не получится — ключ-то был наверху. И ключ, и шифр. Вот незадача! Она быстро сунула сумочку в груду старых носильных вещей, попавшуюся ей на глаза, и отправилась, включая по дороге одну лампочку за другой, в дальнюю кладовку, где держали вино. В какой-то момент ей показалось, что наверху началась какая-то суета, какой-то шум — будто кто-то еще пришел в дом с улицы.

Наверно, Иван Аверьянович вернулся, подумала она. Не стал бы за вино ругаться. Но ничего, она найдет, что ему ответить… Она же никого не хотела обидеть, в самом-то деле…

Лена, конечно, не могла знать, что в доме по Нюсиному знаку появился тот самый человек, что преследовал их на черной машине. А если бы знала — не выходила бы так беззаботно из подпола.

Едва ее голова поднялась над люком подпола и Лена увидела лежащую на полу Нюсю, она сразу поняла, что с той что-то не так. Нюсино тело застыло в какой-то неживой позе, возле головы набежала лужица неприятно красной крови… От неожиданности рука ее дрогнула так сильно, что немного рубинового вина выплеснулось из графина на выскобленные добела половицы, распространяя вокруг нестерпимо сладкий, нестерпимо летний аромат, от которого у нее сразу же заболела голова, да так сильно, что она даже застонала.

— Надо же, блин, какие нежные все стали! — сказал Мастерила, хлопая ее по щекам. Тщетно — обе дамы продолжали оставаться без сознания. «Похоже, перестарался я с этой, с чернявой», — с некоторым сожалением подумал он и сглотнул слюну при виде тихо подрагивающей Нюсиной груди. Вообще-то ему сразу больше понравилась та, что помоложе, но он не отказался бы и от этой…