Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

Некоторое время мы изучаем друг друга, чуть ли не в душу пробираясь. Но потом Агата вдруг фыркает и выталкивает меня в коридор.

— Понятия не имею, о чем ты, — спускается по лестнице, и я вынужден следовать за ней.

Лишь раз с тоской оглядываюсь на комнаты детей. И мысленно желаю тройняшкам спокойной ночи.

— Ладно, — соглашаюсь, временно отступая, как учил меня Макс. Но Агата пристально сканирует меня, сузив глаза с подозрением.

Правильно поступает, что остерегается меня. Я же, в свою очередь, позволяю ей и дальше придерживаться «легенды». Делаю вид, что верю в ее естественное зачатие. Ровно до того момента, как долбаная клиника не пришлет результаты.

— Ты обмолвилась, что не знаешь, кто их отец, — проговариваю я осторожно, когда мы оказываемся на крыльце дома. — А если бы узнала? — задаю провокационный вопрос и беру Агату за плечи. Разворачиваю к себе лицом, чтобы видеть черные глаза маленькой лгуньи. — Рассказала бы ему? Познакомила бы биологического отца с вашими общими детьми?

— Это невозможно, — шепчет она с налетом отчаяния.

Не понимаю, что с ней происходит, но вижу, как сильная женщина на секунду ломается, но уже в следующую — собирает себя по осколкам, чтобы смело и равнодушно посмотреть мне в глаза.

— Почему? — дожимаю, но аккуратно. Боюсь раздавить ее ненароком. Агата только внешне строгая, стальная, уверенная в себе. Что скрывается там, под броней, мне пока неизвестно, но я чувствую, что не все так однозначно.

Чертовка не спешит с ответом, хмурится. И я замечаю, как тяжело ей дается эта тема. В сотый раз за день уступаю.

Вспоминаю о подарке, который мне Макс в карман «подложил», и достаю коробочку. Незаметно открываю, подцепливаю пальцами цепочку.

Быстро, чтобы Агата не успела опомниться, надеваю ей на тонкую шейку эксклюзивное украшение. Его ценность велика не только в денежном плане. Оно особенное, индивидуальное. Для нее.

Сглатываю тяжело, опуская взгляд на декольте.

Крупный, но при этом изящный кулон ложится четко над ложбинкой шикарной груди. Круглый циферблат в оправе из золота и темных агатов выигрышно смотрится на бархатной коже. Благородно, богато, достойно.

Интимно, черт возьми. Не только потому что я озабоченный и постоянно хочу Агату, с момента нашей первой встречи в клинике. Но сейчас к моей одержимости прибавляется что-то еще, необъяснимое. Сродни тому предвкушению и трепету, когда находишь редкий экземпляр часов, который может стать короной твоей коллекции.

— Я не могу, — лепечет Агата, в который раз доказывая, что упрямство у нее в крови. И кажется, мне даже это в ней нравится. Непокорная, стойкая, принципиальная. Не купить ее, как я привык. — Мне не нужны подарки от тебя, — даже не рассмотрев кулон, касается пальцами застежки на шее, но я перехватываю ее руку.

— Это благодарность за помощь, — сочиняю на ходу, — за поиск моего наследника.

Зачем я напомнил? Вызвал тень недовольства и разочарования на красивом личике.

— Мы же его еще не нашли, — недоуменно хлопает ресничками Агата. Опускает ладонь на ключицу, трогает цепочку. Размышляет.

«Может, и нашли. Но не благодаря, а вопреки тебе, вредная чертовка», — проносится в сознании, и я начинаю злиться на Агату. Все могло бы пойти по другому сценарию, если бы в тот день в клинике…

Глубокий вдох. И тщетная попытка отвести взгляд от манящей груди, которую украшают антикварные часики. Я будто частицу себя чертовке оставил в надежде, что это когда-нибудь нас сблизит. Хрупкая связь — в агатовых часах.

— Но ты же старалась найти? — задаю вопрос с подковыркой.

Не в состоянии побороть порыв, все-таки поднимаю руку, провожу пальцами по цепочке к кулону. Подхватываю его, а сам поглаживаю жаркую кожу тыльной стороной ладони. Спускаюсь к ложбинке груди, которая лихорадочно поднимается.

Тело Агаты остро реагирует на меня, здесь она меня не проведет, но разум мешает ей поддаться. Может, и правильно… Мне бы тоже здравый смысл вернуть себе надо.

— Да, но… — дыхание чертовки срывается. И она сдерживается из последних сил. Накрывает мою руку своей, чтобы отстранить. Но медлит. — Я думаю, в итоге ты уедешь ни с чем, — ее взгляд внезапно леденеет.

Стерва. Не сдается.

Дрожит от моих прикосновений, покрывается мурашками, едва сознание не теряет от недостатка кислорода. Но стоит на своем. Крепко держит броню.

— А вот я так не думаю! — срываюсь неожиданно сам для себя.

Стоп, Адам! Стоп!

Нельзя так с Агатой. На порыве. На желании.

С ней или серьезно, или никак.

Тройное табу… Мой диагноз… Тест ДНК… И ответ, который решит все.

Надо дождаться.

Но упругое женское тело уже грубо впечатано в мое, из сексуальной груди выбит тонкий ошеломленный стон, а сочные губы завоеваны.

Целую.

Сам целую женщину.

Жадно пробую на вкус. Вторгаюсь в ее ротик. И жду самую малость — отклика.

Со студенческих времен подобной хренью не занимался. Меня обслуживали, удовлетворяли, продавались мне, но не более того. Ни с одной бабой я не шел на сближение. Знал, что меня не любили, и не давал ничего взамен. Кроме денег.

Слабый укус ни хрена не приводит в чувства.