Тройной контакт

— Вы сказали, что среди всех людей только вы не можете сказать, по верному ли пути идёт человечество. То, что вы Исповедник, не может играть роли — рационалисты тоже люди. А ещё вы сказали Третьей Леди, что вы слишком стары, чтобы принимать решения за наш вид. Так сколько же вам лет... уважаемый предок?

Настало молчание.

Оно длилось недолго.

Как будто заранее всё предвидев, подготовив и запланировав, Исповедник легко поднял руки и стянул капюшон — обнажая несмешанное лицо со странного цвета кожей и шокирующе резкими чертами. Лицо из забытой истории, из времён до генетического смешения XXI века, не затронутое ни вставками в ДНК, ни расселением по космосу.

Эйкон почти ожидал этого, но его дыхание всё равно прервалось. Меньше одного на миллион: такова была доля людей, рождённых на Земли до изобретения антиагатики и межзвёздных полётов, пять веков назад.

— Поздравляю, вы угадали, — сказал Исповедник. Его голос почти не изменился, но стал сильнее и мужественнее.

— Значит, вы были ещё тогда, — сказал Эйкон. Он едва дышал, и старался не выдать этого. — Вы жили в то время — в первую биотехнологическую революцию! Ведь как раз тогда решался спор, не пойти ли нам по пути Сверхсчастливых...

Исповедник кивнул.

— На чьей вы были стороне?

Лицо Исповедника на миг застыло, а потом он издал короткий смешок.

— Вы совершенно не представляете, что тогда происходило . Думаю, это естественно.

— Не понимаю, — сказал Эйкон.

— И никакими словами я не смогу вам объяснить. Это за пределами вашего воображения. Я был вором и убийцей, я продавал несертифицированные тяжёлые наркотики — из всех моих занятий только это хоть немного походило на труд. Даже не пытайтесь вообразить, милорд, мой уважаемый потомок, что мне когда-либо предлагали встать на чью-нибудь сторону.

Эйкон отвёл глаза от жгучего взгляда несмешанного человека. Было что-то неправильное в слабой тени гнева, который владел им и сейчас, через пятьсот лет.

— Но прошло время, — сказал Исповедник, — и всё изменилось. — Его взгляд больше не фокусировался на Эйконе, он смотрел куда-то далеко. — Есть старое изречение: ужаленный одной пчелой готов дорого заплатить за лекарство, но ужаленный пятью пчёлами не столь высоко оценит удаление лишь одного жала. Таково было человечество в древние времена. Глубоко неправильный мир, где скудные ресурсы альтруизма разбрасывались между десятью тысячами страдальцев и ни одного не спасали. И всё-таки...

— В какой-то момент мы перешли рубеж, — продолжал Исповедник. — Безо всякого заметного апокалипсиса. Стало меньше войн. Меньше голода. Продвинулись технологии. Выросла экономика. У людей стало больше ресурсов на благотворительность, и альтруистам всё реже приходилось выбирать между объектами помощи. Однажды они пришли даже ко мне и выручили меня. Земля очистилась. С тех пор, как только появлялась серьёзная угроза, вся планета бросалась на неё и устраняла опасность. Люди наконец научились действовать сообща.

Исповедник подвигал челюстями, как будто что-то застряло у него в горле.

— Сомневаюсь, что вы способны вообразить, мой уважаемый потомок, какой невозможной мечтой это было когда-то. Но я не назову избранный путь ошибочным.

— Нет, я могу вообразить, — спокойно сказал Эйкон. — Я как-то пытался читать интернет эпохи до Рассвета. Я думал, что хочу знать, да я действительно хотел, но... я просто не смог выдержать. Вряд ли кто-то у нас корабле, кроме вас, смог бы. Уважаемый предок, почему бы нам не спросить вашего совета, что делать с Детоедами и Сверхсчастливыми? Вы же единственный из нас, кто действовал в настолько чрезвычайных ситуациях.

— Нет, — сказал Исповедник, словно изрёк абсолютный запрет откуда-то из-за пределов Вселенной. — Вы — тот мир, который мы хотели создать. Хотя я не могу говорить "мы". Это просто искажение памяти, романтический отблеск на истории, погружённой в туман. В то время я не был одним из тех мечтателей. Я просто был заключён в собственный кокон страдания. Но если моя боль значила хоть что-то, Эйкон, то лишь как часть цены, уплаченной за мир, лучший чем тот. Если древняя Земля вас ужасает — разве это не значит, что всё удалось как надо? Вы прекрасные и светлые дети, и это ваш мир, и вам самим решать, что с ним теперь делать.

Эйкон попытался было возразить...

Исповедник остановил его жестом.

— Я действительно так считаю, милорд Эйкон. Это не вежливый идеализм. Мы, древние, не можем стоять у руля. Мы помним слишком много зла. Мы слишком осторожны, чтобы отважиться смело идти вперёд. Вам известно, что одно время секс не по взаимному согласию был вне закона?

Эйкон не знал, улыбаться ему или морщиться.