Ни Джусика, ни Этейн не было видно. Дальше по коридору Пятому улыбнулась удача. Атин сидел на стуле в своей комнате и чистил броню.
— Я на дежурстве, пока Скирата не вернется, — сказал он, не дожидаясь вопроса.
— Что случилось?
— Ничего.
— Ласима тебя будет ждать, я уверен.
— Ласима тут ни при чем.
— Ага, что-то все-таки случилось.
— Гляжу, ты не отступишься. — Атин всегда был замкнутым парнем, хотя и нашел свое место в новом отделении, где царила совсем другая культура, чем в его родном. Пятый постоянно узнавал что-то новое о брате, который тренировался в другой группе. — Ладно. Дело сделано, и теперь мне надо уладить один вопрос с сержантом Вау.
— Он больше не сержант.
— Я убью его все равно.
Это была просто трепотня. Мужские похвальбы. Пятый закрыл дверь и уселся на противоположной кровати.
— Я как бы на дежурстве, — сказал Атин.
— Я разговорил Седьмого насчет того, откуда у тебя рана на лице.
— Итак, ты знаешь. Вау спустил с меня шкуру за нытье, что, мол, я вернулся с Джеонозиса, а мои братья нет.
— Но дело не только в этом. Ты знаешь сам. Ты не первый коммандо, который сцепился со своим сержантом.
— Знаешь, мне нравится больше, когда ты смешной и бестолковый.
— Нам надо знать.
— Касается, если ты задерешься с Вау и он убьет тебя, а не наоборот, нам понадобится замена.
Атин положил на пол спинную пластину, которую чистил, и потер глаза:
— Так ты хочешь знать? Серьезно? Гляди.
Он просунул пальцы под горловину нательника и дернул переднюю секцию. Зацепный шов разошелся. Пятый не увидел ничего нового по сравнению с тем, что доводилось видеть в уборных: плечи и руки Атина покрывали длинные белые полосы шрамов. Такая картина была обычным делом в ВАР. Несмотря на броню, солдаты травмировались на тренировках и в бою. Но шрамы Атина выступали особенно рельефно.
Шрамы оставались часто, особенно если быстро не обработать рану бактой.
— Это Вау тебя так отделал?
— Вау меня чуть не убил, поэтому, когда я выбрался из бакта-камеры, то сказал, что когда-нибудь убью его. Справедливо, ты не находишь?
Неудивительно, что Корр считал коммандос немного «раскрепощенными». Клону, воспитанному на холодном каминоанском экспресс-обучении и имитационных тренировках, они казались опасно непредсказуемыми.
— «Убить» — это немного перебор, — сказал Пятый. — Сломать ему нос — еще куда ни шло.
— Это уже сделал Скирата. Слушай, если Вау считал, что нам не хватает инстинкта убийцы, он его немного стимулировал. Заставлял тебя биться с братом. У нас был выбор. Мы могли драться друг с другом, пока один уже не мог стоять на ногах, или могли драться с ним самим.
Пятый подумал о Кэле Скирате — самом суровом и жестком человеке из всех, кого он знал. О Скирате, который заботился о том, чтобы его бойцы хорошо питались и регулярно отдыхали, добывал для них запрещенные лакомства, учил их, подбадривал, говорил, что гордится ими. И это давало неплохие результаты.
— И?.. — спросил Пятый.
— Я выбрал Вау. У него был настоящий клинок из мандалорской стали, а я был безоружен. Я просто кинулся на него. Никогда в жизни мне так не хотелось убивать, и он просто порезал меня. А Скирата узнал и выбил из Вау весь
— Так, значит… это дело с Седьмым. Ты сказал Скирате.
— Нет, Скирата сам как-то узнал. Я даже не уверен, что он вообще меня знал до осады космопорта. — Атин снова взял в руки пластину и принялся ее чистить. — Так что теперь ты знаешь.
Пятому подумалось, что крепкий удар в челюсть Вау поможет унять ненависть Атина. Но тут ему пришло в голову, что брат говорил на полном серьезе.
— Я сегодня убивал людей, не соблюдая законных правил ведения боевых действий. Еще один труп роли не играет. К тому же меня все равно скоро убьют.
— Да, но есть же Ласима.
Атин помолчал, стиснув в руке клочок ткани.
— Да, есть.
— И потом, как ты вообще собираешься убить Вау?
— Ножом. — Он поднял правую перчатку и с громким лязгом выдвинул клинок. — По-мандалорски.
«Это не бравада. — Пятый заколебался, не зная, как быть. — Он реально собирается это сделать».
И он решил засесть возле выхода на посадочную платформу, дожидаясь, когда через дверь войдет Вау.
Этейн была не в силах заснуть. Она сидела на посадочной платформе вместе с Джусиком и медитировала. Несмотря на все убийства прошедшего дня, она обнаружила внутри себя центр спокойствия, которого раньше не было: внутреннюю безмятежность, которой она не могла достичь за годы трудов и тренировок.
«А всего-то нужно было — обрести иное живое существо, чтобы заботиться о нем. Вот она, истинная отрешенность, к которой мы должны стремиться: не подавлять свои эмоции, а ставить другого человека выше себя. Привязанность к самому себе — вот путь на темную сторону».