Хитросплетение серебристых нитей, которым казался в Силе ее ребенок, стало более сложным, более запутанным. Этейн чувствовала целеустремленность, ясность и азарт. Этот человек будет необыкновенной личностью. Ее уже не терпелось с ним познакомиться.
И когда наступит время, она расскажет Дарману о своих ощущениях. Она представила радость на его лице.
Этейн вышла из транса. Джусик стоял в нескольких метрах от нее, глядя за рукотворный каньон в направлении Сената.
— Бардан, у меня есть вопрос, с которым я могу обратиться только к тебе.
Он с улыбкой повернулся:
— Я отвечу, если смогу.
— Как мне сказать Дарману по-мандалорски, что я люблю его?
Этейн ожидала шока или осуждения. Джусик заморгал, уставившись в какую-то точку за пять метров.
— Не думаю, что он настолько бегло говорит на
— Спасибо, я не собираюсь объясняться в любви к Ордо.
— Хорошо. Попробуй сказать…
Этейн несколько раз повторила фразу про себя.
— Запомнила.
— Это то же слово, что «знать», «хранить в сердце», —
— Это многое говорит о взглядах мандалорцев на романтические отношения.
— Они считают, что самое главное в любви — знать о партнере все. Они не любят сюрпризов и скрытых граней. Воины так устроены.
— Прагматичный народ.
— Тогда жаль, что мы, джедаи, с ними не подружились. Нам тоже прагматизм бы не помешал.
— Ты не стал читать мне нотаций о пагубности привязанностей. Спасибо.
Джусик повернулся к ней с широкой ухмылкой, которая могла лишь означать, что сам он пребывает в полной гармонии с собой. Он обвел руками свою одежду: тускло-зеленые мандалорские доспехи, состоявшие из куртки и штанов. На полу стоял шлем того же цвета со зловещим т-образным визором.
— Ты полагаешь, — сказал Джусик, — что я вернусь в Храм джедаев вот в этом? По-твоему, это не привязанность?
Его это и впрямь забавляло. Джусик рассмеялся. Оба они были олицетворением всего, чего не одобрял Орден.
— У Зея будет истерика.
— Кеноби носит солдатскую броню.
— Генерал Кеноби не говорит по-мандалорски. — Веселость Джусика была заразительной и смешивалась с усталостью и испуганным облегчением, которые были так заметны у Пятого. — А солдаты не называют его «малышом Оби-Ваном».
Джусик снова посерьезнел.
— Наш кодекс был написан в те времена, когда мы были хранителями мира. Мы никогда не вели войн, таких как эта, и не эксплуатировали других. Это меняет все. Поэтому я просто должен сохранять привязанность — сердце говорит мне, что это правильно. Если это не совместимо с ролью джедая — что ж, я знаю, какой выбор сделаю.
— Ты уже его сделал, — сказала Этейн.
— И ты. — Он махнул рукой в сторону ее живота. — Я чувствую. Я уже слишком хорошо тебя знаю.
— Не надо.
— Из-за этого нам обоим будет нелегко, Этейн.
— Дарман еще не знает. Не говори никому. Обещай.
— Конечно не скажу. Я слишком многим обязан Дарману. Им всем, на самом деле.
— Ты надорвешься, пытаясь стать таким, как они.
— Меня это устроит, — сказал Джусик.
Он не хотел быть хранителем мира. Не проявись в нем Сила, он мог бы стать ученым, инженером. Создавать удивительные вещи. Но он хотел стать солдатом.
И Этейн пришлось тоже, хотела она того или нет, потому что она была нужна своим бойцам. Но она решила: как только война закончится, она уйдет из Ордена джедаев ради более трудной, но и более приятной дороги.
Скирата с изрядным удовлетворением посадил зеленый спидер на платформу. Он намеревался поручить Энакке перекрасить машину и удалить ее из базы номеров, но это было для нее рутинной работой. Она злилась из-за того, что была вынуждена возвращать на место множество спидеров — иногда просто брошенных за неимением иного выбора, — но горсть кредитов успокаивала ее.
Вау выбрался с сиденья пассажира, и Мирд выпрыгнул следом, счастливо урча и скуля.
— Я намерен пропустить стаканчик
— Пожалуй, я присоединюсь к тебе за выпивкой. — Вау снова взял Мирда на руки. — Операция отнюдь не идеальная, но парни нанесли врагу солидный урон, и за очень короткое время.
Это было почти похоже на цивилизованный разговор. Точнее, до того момента, когда дверь открылась и они чуть не налетели на Пятого. Тот выставил руки, преграждая дорогу.
— Сержант, Атин в плохом настроении. — Пятый повернулся к Вау, который поставил Мирда на ковер и снял шлем. — Сержант Вау, я думаю, вам лучше к нему не подходить.
Вау лишь слегка опустил голову и сокрушенно вздохнул:
— Что ж, покончим с этим.
— Нет…
— Пятый, это дело между нами двумя.
Первым побуждением Скираты было вмешаться, но на сей раз он подозревал, что Вау крепко получит по мозгам, и в этом была определенная справедливость. Хотя он уважал мастерство и цельный характер этого человека, он инстинктивно ненавидел его за жестокость. Которая, с точки зрения Скираты, обесценивала все его достоинства.