Троица

С приближением вечера по всему замку зажглись огни. Факелы горели и южнее, в деревушке Ладфорд. Тяжелые ворота крепости раскрылись и в них въехали первые ряды рыцарей со знаменами знатных домов. Навстречу им во внутренний двор сошла герцогиня Сесилия Йоркская. Она стояла, надменно-прямая и молчаливая, в то время как вооруженные всадники проносились вблизи, высматривая ее мужа или любые признаки опасности. Они же метались по всему замку, пиная двери и наводя ужас на слуг, склоняющих головы в безропотной готовности получить по шее мечом сейчас или чуть погодя.

Спустя два часа в Ладлоу впереди сотни своих поборников въехала королева Маргарет. Спешиться с дамского седла ей помог Томас, лорд Эгремонт. Немолодую женщину она окинула взглядом, полным ледяного презрения.

– Так где же ваш доблестный муж, любезная? – небрежно спросила она. – Бежал? Струсил, значит.

– А вашего чего-то вообще не видно, – елейным голосом заметила Сесилия. – Он что, спит или, как всегда, молится?

Глаза Маргарет сузились, но Сесилию это не остановило:

– Сегодня верх за вами, моя дорогая. Но мой муж свое еще востребует. Можете в этом не сомневаться.

– Требовать ему будет уже нечего, – с улыбкой заверила Маргарет женщину, которая когда-то наводила на нее страх. – Ладлоу будет продан, а с ним и каждый камень, каждая полоска земли, принадлежавшая некогда Йорку. Вернее, Плантагенету: титулы у него тоже отнимут, все до единого. Отныне он простолюдин. Куда ж вы тогда преклоните голову, бедная моя Сесилия? Слуг-то у вас не будет, а из всех званий останется только одно: жена изменника. Грамоты о лишении прав состояния, скрепленные печатью моего супруга, я видела лично. И к Солсбери, и к Уорику вам тоже будет не приткнуться. Они точно так же всего лишены. Вся их гнусная троица распалась.

От этих слов Сесилия Йорк внутренне вздрагивала, как от ударов бича. Откуда-то с отдаления доносились крики и звонкие женские вопли: солдаты бесцеремонно шерстили деревушку, выполняя приказ разыскать Йорка.

– Я выходила замуж за мужчину, моя дорогая, – сказала Сесилия, – а не за ребенка. Возможно, если б вы поступили так же, вы бы поняли, почему я ничего не страшусь.

– Я вышла замуж за короля, – бросила Маргарет. Спокойное превосходство этой женщины ее просто бесило.

– Да, это так. И за это он потерял Францию. Выгодность сделки сомнительна, вам не кажется?

В гневе у королевы мелькнул соблазн ударить эту строптивицу. Может, она бы так и поступила, если б ее стайкой не окружали дети. Старший из них, Эдмунд, – безоружный, в одних шоссах и препоясанной камизе – левой рукой обнимал двух сестренок. В свои шестнадцать ростом он был со взрослого мужчину, да и сложения отнюдь не чахоточного. На сгибе правой он держал младшего – кривенького мальчика, который, тревожно блестя глазами, испуганно льнул к брату.

Сесилия, повернувшись, протянула к нему руки.

– Иди ко мне, Ричард, – позвала она и улыбнулась, когда тот сиганул к ней так, что она покачнулась под его весом.

Пристраиваясь на руках у матери, малыш болезненно поморщился, а под поцелуем в лоб тихо зарычал и нагнул голову – чисто волчонок.

Сесилия снова повернулась к Маргарет и спросила, приподняв брови:

– Если вам мне больше нечего сказать, я бы хотела увести детей. Вы позволите?

От вида стольких враждебных людей, хозяйничающих в родительском доме, одна из девчушек слезливо завыла. Мать тихонько на нее шикнула, дожидаясь от королевы разрешения идти.

Глядя вслед уходящей с детьми женщине, Маргарет прикусила губу. Победной радости отчего-то не ощущалось. Какое-то время королева еще стояла, провожая их взглядом за ворота, в смятении от своей зависти и печали.

23

Маргарет вдохнула глубоко и с наслаждением: Вестминстерский дворец был полон соблазнительных запахов. Всего три дня как миновало Рождество. И хотя по святцам 28 декабря считалось днем Ирода, когда старый изувер своим приказом учинил избиение младенцев, это был также день, когда королевские кухни запекали остатки оленины в пироги, и устраивалась их раздача народу. Прежде чем стать начинкой, требуха, лытки и уши проваривались в жирной подливке, и уже затем попадали в выпечку. После этого дворцовые кухари под победные крики улицы выносили свои творения собравшемуся люду. Здесь исходящие паром пироги нарезались толстыми ломтями и попадали на семейные столы. Маргарет лично попробовала один ломтик: ничего, довольно вкусно, только сок немного жирноват и потому пристает к нёбу и зубам.

На толпу она смотрела из высокого окна, блаженно глядя на вышедшую шеренгу поваров, каждый с увесистым пирогом на подносе и ножом для нарезки у бедра. Детей в толпе не было. В день Ирода их было принято поколачивать в память о жестокости царя, так что ребятишки Лондона старались в этот день не попадаться на глаза, а те, что в услужении или на побегушках, держались тише воды, чтоб лишний раз не напоминать хозяевам о традиции. Взрослые же, теснясь вокруг поваров, беззаботно улыбались. Многие специально приносили с собой дерюжки и корзинки, чтобы было куда сложить угощение.