Троллейбус без номеров

– … и на этом месте ты построишь свой дом… какой он будет? Высокий? Или маленький, тихий, аккуратный? Какие будут стены у твоего дома? Большие, толстые или тонкие?.. А есть в доме глубокие подвалы, большие, запутанные?.. Что находится в этих подвалах?.. Или это будет легкий дом… с лёгкими летними стенами… потому что в твоём мире никогда не бывает зимы?.. Какие окна в твоём доме: попробуй увидеть их… Это большие… лёгкие… стеклянные… всегда открытые окна… Или маленькие, аккуратные… очень тёплые окошки… со ставнями…? Какой вход в твой дом… дверь…? Представь… Это тяжёлая дверь с золотой ручкой… Или это стеклянные двери, которые открываются, стоит слегка толкнуть?.. Будут ли замки на дверях твоего дома?..

Саша представляла квартиру бабушки и дедушки в маленьком, богом забытом городке. Там всегда пахло старостью и затхлостью, но Саша любила этот запах. Она вообще любила запахи, которые никому почему-то не нравились. Ей четыре, и она болтает ногами, сидя на табуретке. На кухне вкусно пахнет блинами, и бабушка суетится вокруг сковородки, подбрасывая все больше и больше теста.

– Блин за маму, блин за бабушку, блин за дедушку, – говорит бабушка и выкладывает ей на тарелку огромную кучу блинов.

На столе столько всего вкусного, что глаза разбегаются: тут тебе и сметана, и варенье, и сгущенка, и колбаса даже! Ешь – не хочу! Только есть мысль, которая не дает Сашке покоя.

– А за папу блин?

– Пока папы нет, нельзя за папу блин есть, – говорит бабушка, сурово сдвинув брови. – Ты вон, лучше, за дедушку съешь. А еще лучше два: зря он, что ли, велосипед тебе весь день починял?

Сашка считает это абсолютно справедливым, а потому она отправляет сразу два блина в рот.

– За дедушку!

Глаза слипались, и Саша как будто наяву видела и бабушку, и дедушку, и их старую квартирку. В старенькие еще стеклянные окна залетал тополиный пух, и маленькая Саша всегда гонялась за ним по всей комнате. А когда ей становилось скучно у бабушки с дедушкой – а такое бывало крайне редко – она просто ложилась на ковер в гостиной и рассматривала сетчатый от трещин потолок. И на какой-то момент девочке стало так хорошо, как никогда не было: будто что-то теплое разлилось у нее по венам.

Сначала стало тепло рукам, потом ногам, потом покраснел от тепла нос: Саша чувствовала, как жар поднимается все дальше и дальше, будто она погружается в горячую ванну. А потом тепло дошло до сердца, и Саша уснула.

* * *

Когда Саша открыла глаза, она сначала даже не сразу поняла, что изменилось. Та же комната, тот же светлый кирпичный домик, только вот почему-то небо неестественного ярко-алого цвета. Саша встала, надела дедушкину куртку и вышла на кухню: оттуда доносился гомон.

– А я тебе говорю, что не бывает так, когда человек резко перестает видеть сны! – распалялся старый добрый Рок-н-ролльщик перед Альбертом Андреевичем. – Эту всю дрянь контролирует Государство, и если ты не гражданин, никто не запретит тебе видеть сны! Снов могут лишить только за какую-нибудь провинность, за туризм, например. Но она же не…

– Да не попадалась она, успокойся, – махнул рукой Альберт Андреевич. – Помнишь Слесаря? Который с нами четыре года путешествовал? Его, когда поймали, лишили способности видеть сны, так никакой гипноз не помог. Я, понимаешь, даже ничего не делал, так, воспользовался парой психотерапевтических штучек. Она, видимо, сама не хотела видеть сны, так что… О, Революционерка, уснула, наконец-то! Может, чаю?

За столом сидели все: Поварешка, Писатель, Эрик и даже Атеист. У Саши подкосились ноги: неужели они все помогут ей найти Влада? Почему нельзя было обойтись только Альбертом Андреевичем?

– Меня одного он не послушает, – ответил Альберт Андреевич на невысказанный вопрос. – Он, понимаешь, всегда был очень высокого мнения о своей персоне и совершенно справедливо считал меня старым дураком и обывателем, который ничего не понимает в мире снов. А вот остальные… может, хотя бы дадут тебе возможность поговорить с ним.

– Я смотрел по координатам машины, – сказал Рок-н-ролльщик, сверяясь с огромной картой у него в руках.