— Непонятно, как это у нас получилось, — чуть слышно произнесла Джамиля дрожащим голосом, как только мы остались одни на улице.
— Но ведь получилось, — пропищал я фальцетом, прихрамывая рядом с ней.
На следующей улице бушевал пожар, он засасывал все вокруг себя; дул жаркий резкий ветер, и смрад стоял ужасающий. Роскошные сады гибли в огне, пристройки для слуг ярко полыхали, но ветер, к счастью, дул не в нашу сторону.
Солнце вошло в зенит, мы продвигались по улице, отбрасывая короткие тени. Когда-то здесь ходили толпы, но теперь стояла непривычная тишина. Мы прошли несколько десятков шагов, а потом улица резко пошла в гору, все выше и выше, и тогда справа мы увидели то, что, наверное, служило входом во Влахернский дворец. Здесь тоже было непривычно безлюдно.
— Ну, что теперь будем делать? — спросила Джамиля, внимательно осматривая закрытые двери и закрытые ставнями окна домов вокруг нас.
Было как-то зловеще тихо, если не считать завывания ветра и низкого гула невидимой отсюда преисподней. Городские стены приглушали шум битв: на море — за нашими спинами, и на земле — впереди нас.
— Ты обещал поделиться со мной планом, как только мы окажемся внутри.
— Внутри дворца, — уточнил я.
— Может быть, тогда нам не выпадет шанса. Почему бы тебе не рассказать все сейчас, чтобы можно было внести изменения?
— Потому, что, пока мы не проникли внутрь, у меня нет плана, — признался я.
Джамиля так и подскочила.
— Ты с ума сошел? — возмутилась она.
Я решил, что вопрос не требует ответа, так как она успела познакомиться с моими методами.
— Зачем было говорить, будто знаешь, что нам делать?
— Знаю: мы спасаем Отто.
— Как? Ты утверждал, что знаешь, как это сделать!
Я пожал плечами.
— Для начала найдем тюрьму, потом как-нибудь вытащим его оттуда. Подробнее рассказать не могу, пока мы здесь. Я ведь предупреждал, дело небезопасное. Ты сама настояла на том, чтобы пойти со мной.
— Ты меня попросил, — отрезала Джамиля. Страх сделал ее раздражительной. — Я сказала, что пойду, раз у тебя есть план.
— У меня будет план, обещаю. — Мне очень хотелось, чтобы она успокоилась. — Не бойся, нам с тобой ничего не грозит. — Помолчав, я добавил, чтобы внести ясность, правда несколько опрометчиво: — Как не грозит двум лазутчикам, проникшим во вражескую тюрьму.
— Вот именно, — буркнула Джамиля. — Заранее никаких планов. Я думала, ты хоть чему-то научился.
Она поправила корзинку на локте, скрестила руки и с вызовом посмотрела на меня.
— Ладно, — устало сказал я, махнув рукой. — Предлагай.
— С какой стати?
— Ни с какой. Как только проберемся внутрь, я сразу все придумаю.
— Ты сумасшедший, — сурово заявила она и задумалась. — Ладно, как насчет такого варианта: мы из Перы, пришли с петицией к императору, чтобы он выделил деньги на восстановление…
— Мне кажется, сейчас у императора более насущные проблемы.
— Тогда… мы из дворцовой молочной, пришли отчитаться, сколько телят отлучено от маток.
Я снова покорно махнул рукой.
— Можешь и так сказать, если хочешь. В конце концов, из нас двоих ты говоришь по-гречески.
— А что, хорошая идея? — не отставала Джамиля, расстроенная тем, что я отнесся к предложению равнодушно. Было непривычно видеть ее павшей духом. — Сработает?
— Конечно сработает, — сказал я, пожав плечами, чтобы успокоить ее, но получилось как-то снисходительно. — Давай убедимся.
И мы под руку пошли вперед.
37
Продолжение записи
от 17 июля 1203 года
Я тупо смотрел на стены Влахерны, ненавидя самого себя за то, что не мог помочь ни брату, ни, самое главное, армии. Напряжение и скука тяжелым камнем легли на душу. Полагаю, бритт с иудейкой вернулись в шатер, терзаясь еще большим бессилием, чем я. Не знаю, дошла ли весть о пленении Отто до Лилианы. Из тех орудий, что мы приготовили к бою, семьдесят были выведены из строя или сожжены.
Самма перебирала ногами, отгоняя мух, и тоже терзалась скукой и недовольством. Я послал молодого Ричарда к стенам дворца найти Оро, кобылу Отто, и привести в лагерь. Молюсь, чтобы у меня не было причин передать ее другому всаднику.