– Возможно, я недостаточно добр к нему, Саймон, но ты его слушал. И не обратил внимания на глаза. Не позволяй священному одеянию тебя обмануть. Мы, кануки, слишком много раз просыпались по ночам и видели, как на нас смотрят глаза, как у этого Хенфиска, а их обладатели держат в руках факелы и топоры. Ваш Усирис Эйдон не сумел прогнать ненависть из его сердца северянина.
Он щелкнул языком, подзывая Кантаку, и зашагал за священником, который, расправив спину, шел впереди.
– Ты только послушай себя! – сказал Саймон, глядя в глаза Бинабика. – Тебя тоже переполняет ненависть.
– Ха! – Тролль помахал пальцем перед собственным лицом, лишившимся всякого выражения. – Но я не заявляю, что верю в вашего – прости мне мои слова – висящего вверх ногами Бога Милосердия.
Саймон сделал вдох, собираясь ему ответить, но решил промолчать.
Брат Хенфиск взглянул на них всего один раз, проверяя, идут ли они за ним. Он довольно долго молчал, свет, который просачивался сквозь листья деревьев, быстро гас, и вскоре угловатая фигура в черной рясе превратилась в двигавшуюся перед ними тень. Саймон вздрогнул, когда монах повернулся и сказал:
– Сюда.
Он провел их вокруг большего поваленного дерева с торчавшими во все стороны корнями, больше всего напоминавшими громадную метлу – которая вполне могла разбудить в воображении образ Рейчел Драконихи и героические, легендарные подвиги на ниве подметания полов.
Диковинные мысли о Рейчел в сочетании с событиями этого дня вызвали у Саймона такую тоску по дому, что он споткнулся и схватился рукой за шершавый ствол упавшего дерева. Хенфиск стоял на коленях и бросал ветки в маленький костер, разведенный в неглубокой ямке. По обе стороны от него под прикрытием поваленного дерева лежали двое мужчин.
– Это Лангриан, – сказал брат Хенфиск, показав на того, что находился справа, его лицо частично скрывала окровавленная повязка, сделанная из мешковины. – Он был единственным живым в аббатстве, когда я вернулся. Думаю, Эйдон скоро заберет его к себе.
Даже в свете увядающего дня Саймон видел, что кожа Лангриана, те участки, что остались открытыми, была невероятно бледной и какой-то восковой. Хенфиск бросил в костер еще одну ветку, когда Бинабик, не встречаясь глазами с риммером, опустился на колени рядом с раненым монахом и принялся мягко обследовать его руками.
– А это Дохаис, – сказал Хенфиск, показав на второго мужчину, который лежал так же неподвижно, как и Лангриан, только на его теле не было заметных ран. – Это его я отправился искать, когда он не вернулся после бдения. Я принес Дохаиса назад… – в голосе Хенфиска появились нотки гордости, приправленной горечью. – Когда я вернулся… я обнаружил, что все мертвы. – Он сотворил знак Дерева. – Все, кроме Лангриана.
Саймон подошел поближе к брату Дохаису, худому, молодому мужчине с длинным носом и синей щетиной эрнистирийца на подбородке.
– Что с ним произошло? Что не так?
– Я не знаю, мальчик, – ответил Хенфиск. – Он безумен. Подцепил какую-то мозговую болезнь.
И он снова занялся поисками веток для костра.
Саймон мгновение смотрел на Дохаиса, но успел заметить, что тот тяжело дышит, а прозрачные веки слегка подрагивают. Когда он повернулся, чтобы взглянуть на Бинабика, который осторожно разматывал повязку на голове Лангриана, из черного одеяния вдруг появилась рука, стремительно, точно атакующая змея, и вцепилась жуткой, мертвой хваткой в рубашку Саймона.
Дохаис, который так и не открыл глаз, напрягся и выгнул спину, и его тело поднялось над землей. Его голова была откинута назад и металась из стороны в сторону.
– Бинабик! – в ужасе заорал Саймон. – Он… он…
– Аааааа! – голос, который вырвался из горла Дохаиса, был хриплым и полным боли. – Черный фургон! Видишь, едет за мной! – Он снова принялся метаться, точно выброшенная на берег рыба, а его слова вдруг пробудили у Саймона жуткие воспоминания.
Вершина холма… Я что-то помню… скрип черных колес… о Моргенес, что я здесь делаю?!
В следующее мгновение на глазах у потрясенных Бинабика и Хенфиска, находившихся по другую сторону костра, Дохаис потянул Саймона на себя так, что его лицо теперь почти касалось перекошенного от страха лица эрнистирийца.
– Они собираются меня забрать, – прошипел монах, – назад… в то… в то ужасное место!
И тут он открыл глаза, еще больше испугав Саймона, и невидяще уставился на юношу, лицо которого находилось на расстоянии ладони. Саймон никак не мог высвободиться из железной хватки монаха, хотя Бинабик уже был рядом и пытался оттащить его в сторону.
– Ты знаешь! – выкрикнул Дохаис. – Ты знаешь, кто это. Ты отмечен! Отмечен, как я! Я видел их, когда они проходили мимо, – Белых Лис, видел. Они были в моем сне! Белые Лисы! Им приказал их господин, они должны превратить наши сердца в лед и увезти души в своем черном фургоне!
И тут Саймон, задыхавшийся, в слезах, наконец освободился из железной хватки Дохаиса. Бинабик и Хенфиск крепко держали метавшегося на земле монаха, пока тот не успокоился, в лесу снова установилась тишина, которая окутала крошечный костер, а ночь обняла умирающую звезду.