Глава 20
Тень колеса
Он стоял на открытой равнине в самом центре огромной чаши, заросшей травой, вертикальное пятнышко бледной жизни посреди бескрайнего буйства зелени. Саймон еще никогда не чувствовал себя таким уязвимым, настолько обнаженным под небесным сводом. Поля тянулись вверх по склонам и уходили куда-то вдаль; из-за окружавшего его со всех сторон горизонта казалось, будто в мире существуют только трава и тусклое, серое небо.
Через мгновение, которое могло быть секундой или годами в безликой, неподвижной, лишенной времени реальности, горизонт слегка расступился, и с натужным скрипом военного корабля, сражающегося с ветром, на самой границе поля зрения Саймона появилось темное пятно, начало расти, стало невозможно высоким, и его тень упала на Саймона, стоявшего посреди долины, – ее появление было таким неожиданным, что ему показалось, будто она грохочет, наступая, издает глухое, раскатистое гудение, проникавшее до самых костей.
Огромное нечто довольно долго висело на границе долины, четко вырисовываясь на фоне неба, и Саймон вдруг понял, что это колесо, громадное и черное, высокое, как башня. Окруженный сумерками его тени Саймон мог лишь смотреть, раскрыв от удивления рот, как оно начало мучительно медленно поворачиваться и покатило вниз по длинному зеленому склону, разбрасывая во все стороны комья земли. Саймон стоял, замерев у него на пути, а оно приближалось так же неумолимо, как жернова самого Ада.
И вот гигантское колесо уже совсем рядом с Саймоном, обод ближе всего, черные ступицы устремлены в небо, комья почвы и трава летят во все стороны. Земля под ногами Саймона наклонилась вперед под огромным весом колеса, он споткнулся, а когда восстановил равновесие, его настиг черный обод. Он смотрел на него, от ужаса потеряв дар речи, и вдруг у него перед глазами пронеслась серая тень с пульсирующей сердцевиной… воробей, который держал в когтях какой-то сверкающий предмет, на бешеной скорости промчался мимо. Саймон поднял взгляд, пытаясь за ним проследить, и в этот момент, как будто маленькая птичка каким-то образом коснулась его сердца, бросился за ней, спасаясь от жуткого колеса…
Но в тот момент, когда он нырнул в сторону и широкий, точно стена, обод ударил в землю, обжигающе холодный гвоздь, торчавший из внешнего края, зацепился за штанину Саймона. Воробей, всего лишь в нескольких дюймах от него, взмахнул крыльями, по спирали начал подниматься в небо, серое пятно на фоне серого неба, подобно крошечному мотыльку, и его сверкающая ноша исчезла вместе с ним в темноте.
Колесо подхватило Саймона, повалило на землю, стало трясти, словно гончая, собирающаяся перекусить шею крысе. Затем оно покатилось дальше, подняв Саймона высоко в воздух. Повиснув на нем, он взлетел к небу, а земля раскачивалась и кренилась у него под головой, точно пульсирующее зеленое море. Ветер, который поднялся вокруг колеса, налетел на Саймона, когда он по кругу приближался к верхней точке, кровь шумела у него в ушах. Цепляясь руками за траву и землю, налипшие на широкий обод, Саймон с трудом выпрямился и оседлал колесо, как будто сидел на спине громадного существа, постепенно уносясь все выше к небу.
Потом он оказался на самом верху и мгновение сидел на вершине мира. За границей долины он видел раскинувшиеся поля Светлого Арда, солнечный свет, который пробился с мрачного неба, он касался бастионов замка и сияющего, невероятно красивого шпиля, единственного, спорившего своими размерами с черным колесом. Саймон заморгал, увидев кое-что знакомое вдалеке, но прежде чем сумел как следует его разглядеть, колесо покатило дальше, столкнуло его с вершины и быстро потащило к расположенной внизу земле.
Он принялся сражаться с гвоздем, порвал штанину, чтобы высвободиться, но как-то так получилось, что он и гвоздь стали единым целым, и он не сумел с ним справиться. Саймон и девственно-зеленая земля мчались навстречу друг другу с таким ужасающим грохотом, будто над долиной зазвучали трубы Судного дня. Он сильно ударился, когда они встретились, и ветер, и свет, и музыка стихли, точно кто-то задул пламя свечи.
Саймона окружала темнота, он находился глубоко под землей, которая расступалась перед ним, словно вода. Вокруг звучали голоса, медленные, неуверенные, из ртов, заполненных удушающими комьями грязи.