И в здравом уме, определённо, а вот зрение старика начало сдавать, судя по тому, как тот вскинул голову и прищурился на Шоуки. Не надолго — глаза его блеснули, и старичок аки клещ вцепился в руки парня своими рябыми от возраста грабками.
— Шо! Предки мне во свидетели! Ты так повзрослел, так повзрослел, мальчик мой! Я едва признал тебя…
— Моё имя теперь Шоуки, господин Ооши.
— Ох! Шо-оуки. Как же рад я познакомиться с тобой сызнова! Добрый же господин достался тебе, мальчик мой… Малышня! Малышня, подите сюда немедленно!
Шоуки опешил даже, сообразив, что сейчас будет. Он несколько неверяще смотрел, как шустро сбегается к настоятелю детвора. Не трое — пятеро сироток, ещё двое подтянулись из помещений храма, сверкая пятками. Смотрят на настоятеля выжидающе, с некоторой опаской косясь на незнакомого карита.
А ведь такое уде было на его памяти. Дважды, только тогда он сам был босоногим мальчишкой, оторванным от хозяйственных дел призывом господина настоятеля.
— Вот, малышня, смотрите, к чему приводит усердие и послушание! Справедливые Предки вознаградили этого доброго юношу за его старательность и прилежание! Наш дорогой Шоуки ещё пяток лет назад был таким же несчастным сироткой в стенах этого храма, а теперь он — карит на службе у знатного клана в услужении у самого наместника!
Вырывать руки у настоятеля было как-то совсем не вежливо, но тот не намеревался отпускать живое доказательство пользы труда и послушания. Шоуки в некоторой панике оглянулся на спутников, но обнаружил что старшие телохранители отступили к статуям богов, делая вид что молятся, Алан смотрит на происходящее с вежливой заинтересованностью, а Амарими хитро щурится, что не предвещает ничего хорошего.
— Право слово, господин Ооши, в этом нет ничего особого… — попытался отвертеться от роли наглядного пособия карит, с ужасом представив, что было бы, будь на нём сейчас пояс телохранителя младшего принца, да и пояс личного ученика, впрочем, тоже, а уж узнай старик, что это за любопытный полукровка тут рядом с ним…
— Шоуки, как всегда, скромен и учтив… — елейным голоском пропел под ухом молодой принц. — Но не за это его выделяют старшие, а за успехи в постижении мастерства! Поверите ли вы, уважаемый Ооши, что этот достойный карит уже развил свой духовный сосуд до серебряного уровня?
Глаза настоятеля вспыхнули с новой силой, а Шоуки почувствовал почти непреодолимое, преступное, но такое заманчивое желание загнать принцу нож поглубже под рёбра.
***
— Я его убью, призываю Предков во свидетели, перед лицом потомка Истинного Императора я клянусь…
Алан немного нервно усмехнулся, и перехватив карита за дрожащие руки, прижал к стене.
— Не стоит давать сгоряча подобные клятвы, дыши, дыши глубоко, ты же собаку съел на медитациях, ты знаешь как уравновешивать внутреннее и внешнее! Ну, давай, вдох — выдох…
К счастью, карита вроде отпускало. По крайней мере, трясти его почти перестало, да и взгляд становился менее… дурным. Алан счёл возможным отпустить его, и тихонько высунул нос в проход, обозревая происходящее во дворе старого храма. Представление продолжалось, Амарими о чём-то воодушевлённо трещал с местным жрецом под осоловелые взгляды послушников и живущих при храме сирот. Вот уж кто чувствовал себя вольготно в лучах славы…
— Ну? — повернулся обратно, заглядывая в глаза кариту, и с удовлетворением увидел там осмысленное выражение.
— Причём здесь поедание собак? — Шоуки ещё немного потряхивало, но карит всё же взял себя в руки и отлепился от стены.
— Выражение такое, не бери в голову… — отмахнулся. — Куда ты там хотел пойти. Покажешь? И расскажешь?
Шоуки кивнул, да указал вдоль прохода между правым крылом храма и огораживающей его стеной.
— И вообще, ты же знаешь Амарими, к чему так переживать из-за его выходок?
Карит не ответил. Они прошли за угол, где приютилось несколько двориков с традиционными садиками, и большая арка, выводящая на приличный кусок пологого склона, обнесённый забором. Выложенная сланцем тропинка вела к высокой стелле на плотно утоптанной площадке. Перед ней были выложены горшочки с цветами, керамические сосуды с подношениями. Две мелкие пташки, не веря своему счастью, споро уплетали рисовые зёрна, сидя на краю широкой плошки.
Алан задумчиво склонил голову на бок. Обычно Предков почитали у главного алтаря в храме. Прах после сожжения развеивали где-нибудь в значимом месте, но пригоршню его относили в храм, и высыпали в прорези под алтарным камнем. По крайней мере, так значилось во всех записях о культуре южан и их погребальных обрядах. В его семье тоже было принято отрезать у покойника прядь волос, сжигать, и отправлять получившуюся жалкую щепотку в храм при Посольстве.
— И это?…