Она понимала почему: справедливость и месть имели сладкий вкус. Но празднование смерти оставляло ужасное послевкусие у нее на языке.
Каждая жизнь ценна. Ее потеря должна быть оплакана.
Рен нацепила на лицо приятную улыбку и прижалась к Аррику.
– Где ты был весь день? – тихо спросила она, пока они поднимались на возвышение, где Рен должна произнести приговор.
– Долг задержал меня, – ответил он, продолжая скалить зубы в улыбке и махать толпе.
Шейн, Ронан, Арес и Каллес уже стояли на возвышении и тоже приветствовали собравшихся. Рен подняла руку и встретилась взглядом с Каллесом.
Он легкомысленно улыбнулся, но его глаза остались пустыми. Принц отрицательно качнул головой. Что-то пошло не так.
Рокот барабанов наполнил воздух, с каждой секундой набирая силу, и желудок Рен сжался, когда во двор вывели Эвер и привязали к столбу прямо перед возвышением, где стояла знать.
Уши Рен наполнились звоном, и ее объял приступ головокружения, когда один из солдат начал громко зачитывать преступления женщины. Все, что могла делать Рен, – это ровно стоять на ногах. Взгляд Аррика упал на ее руку; он явно заметил, с какой силой она вцепилась в него.
– Ты сможешь, – приглушенным тоном успокоил он – эти слова предназначались только для ее ушей. – Ты сможешь. Я знаю, это сложно, но ты справишься.
Рен не могла сказать мужу, что никогда не собиралась делать это.
– И поэтому за упомянутые преступления, – закончил солдат, – мятежница Эвер была приговорена к смерти через побиение камнями.
Толпа заревела громче, и кто-то швырнул в пленницу гнилым яблоком, но Эвер даже не шелохнулась.
– Рен, – поторопил Аррик через несколько мгновений и сжал ее руку. – Ты должна выйти вперед и утвердить приговор. Помнишь?
Рен не доверяла собственному голосу, поэтому лишь кивнула и, пытаясь не споткнуться о дурацкое радужное платье, вьющееся вокруг ее ног, начала спускаться по лестнице. Ее народ кричал, ругался и радостно аплодировал ей.
Она вышла на середину двора, чтобы встать лицом к лицу с Эвер.
– Мне жа… – беззвучно проговорила она одними губами, но женщина лишь покачала головой.
Предупреждение.
– Все всегда должно было закончиться именно так, – проскрежетала Эвер голосом, хриплым и огрубевшим от жажды. – В этой жизни… я потеряла слишком многое. Я страдала в прошлом и продолжила страдать в настоящем, чтобы облегчить страдания других. В смерти я обрету покой. Так что делай, что должно, и знай, что я тебе благодарна.
Рен хотела расплакаться. Она хотела сбежать. Ее глаза вспыхнули жаром непролитых слез.
Толпа затихла.
Рен же выпрямилась и спросила достаточно громко, чтобы ее голос разнесся по всему двору:
– Отрицаешь ли ты свои преступления?
– Нет, – ответила Эвер четко и прямо.
С колотящимся сердцем Рен отвернулась от подруги и обратилась к ближайшему солдату. Из этой ситуации им не выкрутиться, но она не сможет спокойно смотреть на то, как Эвер будут забивать камнями до смерти. Женщина заслужила быстрой и безболезненной смерти.
Рен указала пальцем на лук и колчан:
– Могу я одолжить их?
Ошеломленный солдат молча протянул ей оружие.
Толпа зааплодировала и начала выкрикивать имя Рен.
По ее щеке скатилась одинокая слеза.
Рен наложила стрелу на тетиву, развернулась к Эвер и выстрелила ей прямо в сердце.
В этот момент во дворе воцарилась абсолютная тишина, и только кровь грохотала у Рен в ушах.
Стрела достигла своей цели. Эвер умерла. Без боли. Без страданий.
– Пускай она горит в аду, – выплюнула Рен, и толпа взорвалась безумными воплями.
Глава двадцать четвертая. Аррик
Он сломал свою жену.
Аррик всегда знал, что сегодняшний день будет сложным для нее. Он знал это, но все равно был шокирован, когда Рен собственноручно убила преступницу во время казни. В тот момент она вела себя как настоящая королева Верланти. Острая, безжалостная и прекрасная в своей холодности.
И все же он ненавидел то, какой ее сделал.
Он все еще не знал, почему она застрелила Эвер. В этом не было никакого смысла.
Когда он спустился во двор, где царило веселье, чтобы увести свою королеву, она не сказала ни слова и даже не взглянула на него. Аррик проводил ее обратно во дворец. Их шаги эхом разлетались по темным и пустым каменным коридорам. Все это время Рен молчала.
Он не мог винить ее за это; он сам не знал, что сказать. Он не представлял, какие слова могут успокоить жену, а какие сделают только хуже. Аррик бросил взгляд на Шейна, который взирал на свою королеву с новообретенным уважением и долей сочувствия.
Казалось, тишина стала плотнее, когда они вошли в покои.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Шейн, когда Аррик отвел Рен к скамейке в углу комнаты, с которой открывался вид на купальню в саду.
Это было ее любимое место во всем замке.
Аррик покачал головой, а потом передумал.