Краем сознания она уловила, что место за рулём кто-то занял, но не могла повернуться. Смотрела в пустоту, и внутри было так же пусто: ни чувств, ни желаний, ни сил.
– Куда едем? – послышалось после долгой паузы.
– Куда-нибудь.
– Понятно, – сказал то ли страж, то ли водитель и превратился в пустое место.
Малика собралась с духом и вошла в замок. Перед глазами расплывались очертания мебели и декоративных деревьев. Размытые силуэты людей мелькали то слева, то справа. Малика добрела до лестницы, схватилась за перила и с трудом разглядела ступени. На руку легла тёплая ладонь.
– Идём ко мне, – прозвучал мягкий голос Муна.
Держась за старика, Малика поплелась в хозяйственную пристройку.
– Он убивает тебя, – прошептал он.
– Я сама себя убиваю.
Комнатка Муна всколыхнула ненужные воспоминания. На этой кровати с панцирной сеткой она прыгала до упаду – пыталась лизнуть потолок. А в этом сундуке любила прятаться. Эту салфетку вышивала повариха. Нет поварихи – обварилась кипятком. Мун долго страдал. Может, любил? А эту бабочку из бисера сделала подружка – дочка горничной. И подружки нет – умерла от воспаления лёгких. На рисунке над кроватью на всех парусах летит кораблик – единственное, что Малика сделала своими руками. Она рисовала и свято верила, что мама с папой на этом кораблике, посреди бескрайнего моря и неба, рядом с солнцем. Им хорошо. Они вместе…
Малика села на стул, сложила руки на столе:
– Вилар хочет, чтобы я стала его женой.
Мун придвинул к ней плетёнку с булочками:
– Ты сказала, что у вас не будет детей?
– Сказала.
– А то, что будешь видеть серый мир?
– Сказала.
– А то, что он не сможет жить без тебя?
– Он меня не слышит.
– Ты сказала, что любишь Адэра?
Малика вскинула голову.
– Как я могу это сказать? Любовь убьёт меня, а Вилар все свои последние дни будет проклинать Адэра. Как я могу позволить ему ненавидеть человека, которого люблю? Я люблю в нём всё! – говорила она, хлопая ладонями по столу. – Мятую рубашку и грязные сапоги. Как он держит руль, как поправляет воротник, как смотрит на огонь, как потирает подбородок. Я люблю, когда он злится. Когда протыкает меня взглядами. Я люблю и ненавижу!
– Тише… – Мун выглянул в коридор, закрыл дверь. – Пожалуйста, тише…
– Ненавижу, когда в его постели кто-то, – говорила она, колотя кулаками по столешнице. – Ненавижу, когда он приходит довольный, как кот. Я хочу разорвать его, растоптать, уничтожить! Хочу прижаться лбом к его лбу: посмотри на себя! Увидь себя насквозь, как вижу я! Почувствуй то, что чувствую я!
Мун притянул её голову к груди:
– Тише, милая, тише…
– Я люблю его и ненавижу. Разве так бывает?
Мун погладил её по спине:
– Не знаю, Малика.
– Почему у других всё по-другому? Почему моруны находят свою половинку, отдают мужу себя без остатка, рожают детей? Почему они счастливы, а я нет?
– Если бы все были счастливы, не было б моранд.
Малика оттолкнула старика:
– Зачем ты это говоришь?
Он поцеловал её в затылок:
– Прости, милая! Прости!
Малика закрыла лицо ладонями:
– Если бы он не замечал меня, если бы я могла быть просто рядом… за дверью, в конце коридора, на другом этаже… Если бы я оставалась серым пятном, мне было бы легче. Но он заметил. Я возбудила в нем азарт, Мун. Я стала дичью. Он вышел на охоту.
– Он… пристаёт к тебе?
– Да, Мун. Он в шаге от победы.
– Малика… моя девочка…
– Не называй меня так!
– Почему?
Она посмотрела в старческие глаза. Как сказать Муну, что «моя девочка» уже принадлежит Адэру?
– Я стала взрослой.
– Хорошо, милая. Не буду.
– Я борюсь с ним за каждый час, за каждую минуту моей жизни. Я так хочу жить! Мун! Я хочу жить!
– Он мучает тебя, а ты позволяешь. Давай уйдём, Малика. Прямо сейчас. Давай?
Она подошла к окну, открыла раму. В лёгкие хлынул опьяняющий запах пламенной осени.
– Если завтра я не проснусь… Если так выйдет, что сегодня мой последний день на земле… гордилась бы я тем, что успела в этой жизни? Гордилась бы так, как гордилась моя мама? Улыбалась бы я, как улыбалась она в последнюю секунду… избитая, изнасилованная, истыканная ножами.
– Малика… – выдохнул старик. – Кто тебе сказал?
Малика повернулась к нему лицом:
– Нет, Мун. Мне нечем гордиться. Я не могу уйти.
***
Адэр два дня провёл с главным судьёй Юстином Ассизом и главным стражем страны Криксом Силаром. Гюст только успевал вносить в список имена дворян, которых надлежало собрать в замке.
Наконец Адэр отпустил советников, уставших и озадаченных, и взялся за документы, скопившиеся за время его поездки к ветонам.
– К вам смотритель замка, – доложил Гюст и впустил в кабинет Муна.
Адэр перекладывал бумаги, а старик стоял перед столом и, глядя в пол, комкал полу пиджака. Смотритель пришёл к нему впервые. Причина? Малика пожаловалась? Интересно, как он будет за неё просить?
– Слушаю, – бросил Адэр.
– Я поделился с вами самым сокровенным. Я думал, вы умеете держать слово.
Адэр поднял голову:
– Ты о чём?
– Вы рассказали Малике, как умерла её мать.
– Я не рассказывал.
– Я думал, что обещание правителя твёрже алмаза.
Адэр щёлкнул пальцами:
– Смотри на меня.
Мун направил на него выцветшие глаза.
– Я ничего не говорил ей, – произнёс Адэр.
Алекс Каменев , Владимир Юрьевич Василенко , Глуховский Дмитрий Алексеевич , Дмитрий Алексеевич Глуховский , Лиза Заикина
Фантастика / Приключения / Современная проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика / Социально-философская фантастика