Во главе свадебной процессии шагал Хёск. За ним следовали жрецы, выстроившись клином. В центре клина шла Малика, держа в руках верёвку. Сзади – в пяти метрах от Малики – брела Галисия. Люди, мимо которых проходила невеста, начинали звонить в серебряные колокольчики. Звон нарастал как волна, извещая хазира о приближении его будущей супруги.
Над столицей стояла жара. Многочасовое хождение по улицам в тёмной, не продуваемой ветерком одежде было настоящей пыткой. От жажды и приторных запахов благовоний кружилась голова. Малика боялась, что Галисия, успев отвыкнуть от прогулок, упадёт в обморок. Всякий раз, чувствуя сильное натяжение верёвки, замедляла шаг, но не оглядывалась – это считалось нарушением ритуала. Когда натяжение верёвки ослабевало, Малика шла чуть быстрее, стараясь соблюдать положенное расстояние между собой и Хёском.
В конце очередной улицы показался забор, украшенный белоснежными барельефами: над гладью моря парили чайки. Вскоре процессия вошла в калитку, отливающую в лучах закатного солнца золотистым блеском, и в наступившей тишине двинулась по широкой аллее. В просветах между кипарисами, финиковыми пальмами, мандариновыми деревьями и цветущим жасмином просматривались беседки, фонтаны и площадки, оформленные декоративным мощением. Галисии должно здесь понравиться.
Впереди возвышалось белокаменное одноэтажное здание больше похожее на особняк, чем на дворец: оно не пугало размерами и не удивляло архитектурой, с помощью которой пытаются показать достаток и могущество хозяина.
Наверху лестницы возле парадной двери стоял Иштар. Верёвка в руках Малики натянулась, вынудив её чуть ли не потащить Галисию за собой. Ну же! Иди! Не столбеней от счастья.
Клин из жрецов распался. Малика прошла по созданному служителями проходу, поднялась по ступеням и вложила конец верёвки Иштару в ладонь. В тот же миг со стороны города донёсся грохот барабанов и гимн Ракшады, исполняемый жителями столицы. Если бы не одеяние невесты и не способ, каким её сюда привели, свадебный ритуал произвёл бы волнующее впечатление.
– Жди, – сказал Иштар, глядя на Малику. Намотав верёвку на кулак, завёл Галисию в здание и закрыл за собой двери.
Предчувствуя тяжёлый разговор, Малика спустилась с лестницы. Хёск и его религиозная компания попрощались с ней и пошагали в сторону калитки. Бой барабанов прекратился, пение затихло, и в зыбкой тишине послышался монотонный гул моря.
Через пару минут Иштар присоединился к Малике:
– Я отвезу тебя во дворец.
– Ты не останешься?
– Зачем?
Они неторопливо пошли по аллее.
– Когда уезжаешь в свой Грасс-дэ-мор? – спросил Иштар.
– Ещё не решила.
– Хочу тебя предупредить.
– Да, и о чём? – произнесла Малика, радуясь, что голос звучит расслабленно, а чаруш надёжно прячет её страх.
– Я вызываю привыкание, как эти... порошки в храме. Ими нельзя часто дышать.
Малика покачала головой:
– Спасибо, что предупредил.
– Мне надо было сказать это раньше.
– Не мешало бы.
Иштар указал на скамью, стоявшую в тени апельсинового дерева:
– Посидим?
Малика устала от многочасовой ходьбы. Сегодня ей подсунули новые туфли, и ноги горели огнём. Платье прилипло к спине, от пота щипало тело. И хотелось поскорее снять этот чёртов намордник.
– Мне бы в холодный душ.
– Интересно, о чём подумает моя жена, если в день зачатия я приведу в её дом другую женщину?
– Я хочу в свой душ.
Иштар опустился на скамью и, разведя руки, положил их на спинку. Решив, что лучше потерять несколько минут, чем плестись одной через весь город, Малика села рядом с ним.
– Ты дышишь мной уже полгода, – сказал Иштар. – Привыкла, да?
– У тебя хорошее настроение.
– Я, между прочим, сегодня женился...
– Поздравляю.
– ...на женщине, которую не хочу видеть и не хочу слышать.
– Разве ракшады женятся, чтобы слушать женщин?
– Да, ты права. Чтобы видеть их как можно реже.
– Раз в три года.
– Не всегда. Порой чаще, если женщина не может понести.
Малика поводила пальцем по резному сиденью:
– Тебе придётся постараться.
– Ты в детстве не ударялась головой?
– Нет, а что?
– Только больной человек может усомниться в силе ракшада.
Малика хмыкнула:
– Как же вы себя любите.
– Семя ракшадского мужчины…
– Бог мой… и я должна это слушать? Я, между прочим, девственница.
– В двадцать пять лет.
– Да хоть в сорок. Это тебя не касается.
Иштар закинул ногу на ногу:
– Ты не хочешь обсуждать меня, давай обсудим тебя.
– Ничего интересного, – промолвила Малика, приготовившись отражать нападения Иштара.
– Ты хранишь верность человеку, который не пропускает ни одной смазливой девицы.
Малика растерялась. Она ждала гневных слов, даже угроз, но никак не обсуждения её личной жизни.
– Для него женщина – это вещь, как и для нас, – продолжил Иштар. – Но его ты превозносишь, а нас смешиваешь с грязью. Ты думаешь о нём день и ночь, а он за полгода ни разу не вспомнил о тебе. Честно говоря, я ждал потока писем. И вдруг ни слова.
– Он не умеет просить прощения.