Трон Знания. Книга 4

– Шабира! – воскликнул Хёск. – Ты откусила больше, чем можешь проглотить. Ещё слово, и ты подавишься.

– Вы сидите здесь и придумываете наказания за несоблюдение традиций и законов. Сами их нарушаете и прячетесь за женскими юбками. Вы кучка трусов.

– Там, откуда ты приехала, женщины рожают детей или торгуют своим телом, – проговорил один из советников. – Детей у тебя нет, теперь ясно, чем ты там занималась.

– К вашему сведению, там, откуда я приехала, женщины правят государствами.

– Тебе не хватило там места, и ты надумала править Ракшадой? – подключился к разговору другой советник.

– Зачем мне отсталая страна?

– Да как ты смеешь! – воскликнул Хёск, вскочив на ноги.

– Ты не знаешь, что в современном мире синонимом слова «традиция» является слово «отсталость»? – промолвила Малика спокойным тоном и перевернула часы. – Не знаешь, что отжившая, но насильно поддерживаемая традиция действует на разум людей, как дурманящий порошок в твоём храме, и приводит к духовному застою? В Ракшаде и вовсе всё запущено. Здесь нет традиций, зато есть советники, обладающие творческим воображением.

– Ты оскорбляешь Ракшаду! – прогрохотал Хёск.

– Ту, что вошла во Врата Создателя, или ту, что врёт изо дня в день, прикрываясь именем Хазирад?

– Эльямин! – проговорил Иштар. – Довольно!

– Моими устами говорит Всевышний.

– Твоими устами говорит дьявол! – выкрикнул Хёск.

– Что вы делаете с теми, кто поклоняется дьяволу?

– Эльямин... – промолвил Иштар. – Остановись.

– Вы приговариваете их к казни. Казните меня или скажите, что я права.

Иштар хлопнул ладонью по подлокотнику кресла:

– Эльямин! Хватит!

Поднявшись на ноги, Малика подошла к Хёску вплотную:

– Скажи, что моими устами говорит не дьявол, а Всевышний. Соверши в своей жизни хоть один мужской поступок: признайся, что тысячи лет воины-вестники под руководством Хазирада перевирали историю, преследуя свои интересы.

– Я бы казнил тебя прямо сейчас, но должен соблюдать процедуру, – прошипел Хёск. – Суд состоится завтра. Выбери себе защитника, женщина.

Малика вскинула голову:

– Спасибо, что не назвал меня вещью.

– Я буду представлять интересы шабиры, – сказал Альхара.

– По закону я могу выбрать любого защитника? – спросила Малика и посмотрела на Иштара. В его взгляде застыла обречённость. Он хоронил свою шабиру ещё до начала суда.

– Да, любого, – подтвердил Хёск.

– Я выбираю народ. Пусть обвинителем будет Ракшада в лице верховного жреца, а защитником будет народ Ракшады в лице моего легата.

– Как ты себе это представляешь?

– Сообщите народу, что обвиняете меня в сговоре с дьяволом. И пусть те, кто в это не верит, напишет Альхаре.

Хёск усмехнулся:

– Никто не напишет, женщина.

– Ты сказал, что я могу выбрать любого защитника, а сейчас отступаешь? И что стоит твоё слово?

Хёск окинул советников взглядом:

– Я согласен, но это займёт много времени.

– У вас нет телефонной связи с отдалёнными городами Ракшады? – спросила Малика.

– Есть.

– Два дня, чтобы сообщить. Два дня, чтобы написать письма, и две недели, чтобы они дошли до моего легата.

– За две недели письма не дойдут.

– Хорошо, три недели. И я очень удивлюсь, если среди них не будет писем от женщин.

– Женщины не участвуют в государственных делах.

– Я сказала: выбираю в защитники народ Ракшады, и ты согласился. А если ты не знаешь, что народ – это мужчины и женщины, тебе не место за этим столом. И так уж и быть, детей вовлекать в наш спор не будем. Детки не должны знать, что мама с папой ссорятся.

– Ты сталкиваешь правительство и народ лбами.

– Боишься проиграть?

Хёск повернулся к Иштару:

– Ждём твоего решения, хазир.

– Суд состоится через три недели и четыре дня, – промолвил Иштар с невозмутимым видом. – Эльямин, это время ты проведёшь в подземной тюрьме.

Малика направилась к выходу.

– Подожди, – сказал Иштар и обратился к советникам: – Оставьте нас на минуту.

Мужи молча покинули зал, караульные вышли за ними следом и закрыли двери.

– Ты намеренно вызвала Хёска на конфликт, – произнёс Иштар, сжимая подлокотники кресла.

– Мне хватило трёх минут. Он слабое место в твоём окружении.

– Что ты натворила, Эльямин...

Малика пожала плечами:

– Каждый делает то, что должен.

– Я говорю всем, как мне с тобой повезло, и тут же вижу, как ты гадишь в моём доме.

– Вот такая я гадкая зверушка.

– Не смешно. Неужели моя жена этого стоит?

Малика приблизилась к возвышению:

– Ты так ничего и не понял. Ты не был честен со мной. На всех остальных мне плевать.

– Я не смогу тебе помочь.

– И не надо. Нельзя ставить личные интересы индивида выше интересов общества. Твой принцип, твоё жизненное кредо.

– Эльямин...

– Не надо, Иштар. Ничего не говори. Скоро всё закончится, и ты обо мне забудешь.

Малику доставили в подземную тюрьму на заходе солнца. В одиночной камере было душно, жарко, и пахло мышами. Усевшись на грубо сколоченный лежак, Малика посмотрела на решётку над головой. В квадратных ячейках стремительно серело небо, обрисовывая размытые контуры молодого месяца. Ночь будет тёмной и долгой.

Проскрежетала железная дверь. Надзиратели внесли кресло, обитое бархатом. Установили в углу керосиновую лампу.