Тропа до звезд

— «Фигаро тут, Фигаро там», — проворчала Ла Лоба. — Хорошо, я так понимаю, это и было «во-первых». Что «во-вторых»?

— А во-вторых, у вас нашлись для меня какие-то новости. — Лоцман кивнул на дверь. — Магда предупредила.

— Да, именно. — Капитанша пошевелила пальцами, и над столом, сместив в сторону массив поступающих докладов, обрисовался контур знакомого корабля. — Мы попытались связаться с нашим силовым крылом. Вернее, мы думали, что оно наше. Ни напрямую, ни через официальных лиц Автономий, ни через каналы Бернара — ничего. Такое впечатление, что мы словно не одно дело делаем!

Возмущение звучало неподдельно. Потерев висок, Саймон заметил:

— Хотите любопытное? — И, не дождавшись ответа, покосился на проекцию. — Когда вы начали зажимать нас в угол, мы тоже запросили связь — со своими, естественно. Результат сказать или так угадаете?

Моди негромко хлопнул в ладоши и засмеялся, тоже тихонько и себе под нос. Ла Лоба выдохнула через стиснутые зубы:

— Совпадение…

— Сомневаюсь, — мягко парировал лоцман. Он порылся в базе данных и повесил в проекторе рядом с одним кораблем второй. — Если кто-то задумал пересобрать лоцманов под собственные нужды, почему бы ему не обновить и флот?

Очень медленно поднявшись, Сперанца Виго так же неспешно обошла вокруг стола. Увеличила часть изображения, другую. Совместила, развела в стороны. Сделала еще один виток — подобно газовому гиганту на дальней орбите. Села и уронила лицо в ладони.

— Ты был неправ, Бернар. Тот Schwanz[92] — нас на нем не просто провернули. Нас порвали, словно putas en el burdel[93]. По самые гланды, начиная с ягодиц…

Перебивать не решился никто. Помолчав, Ла Лоба подняла острый, сощуренный взгляд.

— Ты сказал: «пересобрать лоцманов». Звучит не как гипотеза, а как факт. У твоих разведчиков тоже нашлись сведения?

— Косвенные, — признался Саймон. — Но сходится многое. Некий проект есть. Он разрабатывается тайно, но ГА ООН частично замешана. Проект направлен против Семей, а детали… Увы, о деталях — пока в мечтах. И это в-третьих.

— Shimaimashita[94], — прошептала женщина. — Знаешь, зачем я затеяла все это, Саймон Фишер? Фогельзанг, альянс с Автономиями, акции с подавителями? Я просто устала от того, что каждый, абсолютно каждый в моей прошлой жизни пытался сыграть меня втемную. Решила начать все заново, где лишь сама определяла бы, что и как делаю. Лишь сама выбирала бы, на чью сторону вступаю и зачем. Довыбиралась, bête[95]!

То, что сейчас собирался проделать лоцман, могло оказаться не самым этичным поступком в его истории. Он уже успел усвоить: этика и целесообразность подчас тянут в разные стороны. Но если выбрать целесообразность, на результат почему-то мало кто жалуется. «Справедливость и милосердие» с древнего лозунга доминиканцев оставались разными сторонами одной и той же монеты, которой полагалось платить в древней, как само человечество, игре. И Саймон прямо сейчас планировал сделать ход.

Он подался вперед, стараясь при этом не протягивать руки навстречу. Жест не должны были счесть снисходительным предложением помощи. Ведь Ла Лоба не из тех людей, которые нуждаются в поддержке. По крайней мере, в этом они себя убеждают, делая сцепленные зубы и жесткий позвоночник собственным кредо.

— Нет ничего дурного в неверном выборе, — тон снова пришлось корректировать, подбирая ноты, словно снимая на слух сложнейшую скрипичную партию. — И в игре против сильного противника нет унижения, даже в поражении. Да, вас поимели. Сильно подозреваю, что официальные Новые Автономии тоже сейчас в тени будущего удара. Когда Семьи поставят к стенке, а на их место придут исполнительные андроиды, я почти уверен, весь проект независимых колоний свернут. Возможно, тихо и невнятно заметут под шкаф, как истлевший медиаповод. Возможно, высадят десант с тех самых новых кораблей, если кто-то станет упрямиться.

С каждым словом лидер Фогельзанга белела, сливаясь лицом со стеной. Лишь темный ежик волос и черная майка не давали ей раствориться, растаять в воздухе совсем, стать призраком былой Ла Лобы. Моди молчал. Он только переводил взгляд с капитанши на лоцмана и обратно. Мысли его сидели в засаде под извечной улыбчивой маской.

И тогда Саймон встал, громко хлопнув ладонями по столу: