Тропа ночи

В пропыленном воздухе слышалось только ее прерывистое дыхание.

Потом Эмброуз сказал:

– Я догадывался, что так оно и было. Отец Блэквуд ничего не понимает в любви. А ты понимаешь.

Она подняла глаза к кружку более светлого мрака над головой.

– Я ужасный человек.

– Да, наверное, – признал Эмброуз. – Я тоже. Мы поклоняемся Сатане и губим других. А что такого?

– Ты бы не сделал того, что сделала я.

– Я пытался взорвать Ватикан, только чтобы отец гордился мною, – хмыкнул Эмброуз. – Хотя его уже давно не было в живых. А твой отец жив, но ты рассталась с ним и прокладываешь свой собственный путь. И неплохо получается.

– Когда отца нет в живых, – спросила Пруденс далеким голосом, – это уже не так сильно болит?

Эмброузу не хотелось разочаровывать Пруденс.

– Болит, но по-другому. Зато обретаешь свободу. Хоть и не сразу это понимаешь.

Она приумолкла. Это обнадежило. Обычно когда Пруденс с ним не соглашалась, то высказывалась без промедления.

– Знаешь, моя великолепная злая ведьма, мы все негодяи. Но мы больше не обязаны выполнять ничьи приказы. На нас не давит бремя отцовских ожиданий. Мы вольны подумать, кем еще можем стать.

И в этот миг вспыхнул свет.

Мягко, как заря, неожиданно, как любовь, в бездну влетела птица. Крылатое существо сияло чистым серебром. Пруденс отпрянула, а Эмброуз встал и протянул руки навстречу.

Диковинное серебристое существо село ему на ладонь. В лучах ее света Эмброуз разглядел череп с нацарапанной стрелкой.

– От сестренки, – сказал Эмброуз и поцеловал птичку.

– Интересно, что задумала Сабрина? – проговорила Пруденс.

– Наверняка что-то ужасное, – гордо просиял Эмброуз.

– Мы сидим тут в бездне, и к тебе спустился свет, – сказала Пруденс.

И тут Эмброуза озарило – хоть и поздновато, зато чудесно. Ему вспомнился разговор Пруденс с торговкой мечтами.

«Тот, кто идет Тропой ночи, излучает столько света».

– Так это не Ник Скрэтч?

– Конечно он! – огрызнулась Пруденс. – Я… я его люблю!

– Это я, – тихо молвил Эмброуз. – Мне и в голову не приходило.

В серебристом свете Эмброуз заметил, как по лицу Пруденс промелькнул ужас.

– Какая разница? – буркнула она.

– А если большая?

– Я вступила на путь возмездия. Хватит дразнить меня какими-то нелепыми эмоциями.

Пруденс заехала кулаком по черепу со стрелкой. От ее удара череп рассыпался облаком пыли. Со стоном царапнула по камню кость, и открылся узкий проход.

Наверное, если бы Пруденс толкнула череп осторожнее, этого бы не хватило. Но Пруденс была не в настроении рассуждать.

Наконец-то они вынырнули из царства мертвых на свежий воздух.

У Эмброуза голова пошла кругом. Снова свободны! Под пурпурным небом вечернего Парижа!

– Так что насчет Ника? – спросил он, шагая по Елисейским Полям.

– Да что ты прицепился со своим Ником? – раздраженно буркнула Пруденс. – Может, ты сам в него втюрился?

– Мимо цели, – сказал Эмброуз. – Но ты говорила о каком-то благородном самопожертвовании?

– Послушай, – в сердцах заявила Пруденс. – Никки был молодец, хоть и бросил меня и моих сестер. В постели он был на твердые восемь баллов из десяти, за внешность – семь из десяти…

– За внешность я бы поставил восемь, – перебил Эмброуз.

– У него волосы иногда растрепывались, – пояснила Пруденс. – И он был единственным мужчиной в академии, кого я взяла в партнеры на уроках фехтования. Я… я не рада, что он в аду.

Эмброуз понял:

– Он был твоим другом?

Пруденс смущенно потупилась:

– Но он не пожертвовал собой ради всего мира. Он пошел на это, чтобы искупить свой обман этой девчонки. Моя способность прощать тех, кто предает женщин, имеет свои пределы. Ник тебе в подметки не годится. И отец Блэквуд не годится. И Люк Чалмерс не годится.

– Люк Чалфант, – поправил Эмброуз.

Пруденс раздраженно отмахнулась:

– Как ни назови. Николас Скрэтч не идет с тобой ни в какое сравнение. И все остальные чародеи тоже. Мы терзали тебя в академии. Ты сбежал и увидел, что идут охотники на ведьм. Выгоды тебе не было никакой, а терять было что. И все-таки ты нас предупредил.

– А куда было деваться? – буркнул Эмброуз.

Он не мог допустить, чтобы ведьмы погибли, как его отец и Люк.

Пруденс изогнула губы. После целого дня в катакомбах помада слегка смазалась, но изгиб был на высоте.

– До сих пор я не встречала ни одного мужчины, для которого честь хоть что-нибудь да значила. Меня привлекла новизна. Потому я и разрешила тебе сопровождать меня в этом путешествии, терплю твои чудачества и верю во всякие глупости. Все это ерунда. А не ерунда – это моя сестра и братик, мое отмщение.

– Значит… – проговорил Эмброуз, – я тебе нравлюсь?

Заслышав яростный рык в горле Пруденс, Эмброуз осторожно попятился. К счастью, Пруденс обронила мечи в катакомбах.

– Я возвращаюсь в отель. Потом еду в Новый Орлеан перерезать отцу горло. Мне нужны ванна и месть – именно в таком порядке. И незачем снова поднимать этот малозначительный вопрос.

Впереди сияла золотом Триумфальная арка – грандиозный монумент победы. Городские огни щедро делились светом со звездами. Весь Париж был красивой декорацией для гордой осанки уходящей вдаль Пруденс.

Эмброуз поспешил за ней.