Тропами горного Черноморья

Все гуще и глуше леса. Въезжаем во второе ущелье с непоэтичным названием Блокгаузное. Оно не известняковое, а гранитное. Река, поистине Белая от сплошной пены, обезумев, мчится в гладком и крутостенном цельнокаменном желобе. Но даже здесь мы различаем горизонтальные зарубки на отвесных стенах - остатки уровней древних террас; как раз по ним было легче всего проложить дорогу. А пожалуй, плохо, что такие поперечные ущелья называют "долинами прорыва". Река тут совсем не прорвала преграду. Она пропиливала гряду сверху вниз по мере того, как постепенно выдвигалось снизу вверх само это препятствие. Представьте, что здесь не пила опускается на перерезаемое бревно, а само бревно подается вверх под зубцы распиливающей его пилы...

Новое расширение долины. Хамышки. Мирно раскинувшаяся среди садов и кукурузных полей станица. А когда-то это было грозное горное гнездо последних непокоренных абадзехов и главная база "загорных" убыхов и краснополянцев - ахчипсовцев, откуда они снаряжали свои набеги на русские казачьи линии.

Дорога камениста и ухабиста, выматывает душу. Предпочитаем сойти с линейки и идти пешком. Новое ущелье, менее крутосклонное. У его скал кирпично-красный цвет, неожиданно контрастирующий с зеленью леса и голубизной воды. Здесь и почва красная, как в тропиках. Но она покраснела не под влиянием сегодняшнего климата. Ее окраске помогло разрушение коренных песчаниковых плит. Даже ручьи, бегущие из ближайших лощин, несут в Белую красновато-мутную воду. А сами песчаники стали красными по явно климатической, впрочем, очень древней причине. Это сцементированные пески допотопных пустынь, существовавших здесь более двухсот миллионов лет назад. В сухих жарких пустынях накапливались окислы железа - вот и возник красный песок.

Мост через Белую привел нас в небольшой поселок со старочеркесским названием - Гузерипль. Здесь на глухой лесной поляне близ знаменитого большого дольмена помещалась в те годы дирекция Кавказского заповедника.

СМИРНОВ-ЧАТКАЛЬСКИЙ

Нас принял местный ученый-географ. Настораживала его театрально громкая двойная фамилия: Смирнов-Чаткальский. Пахло апломбом провинциального тенора: обладатель этой фамилии явно пристроил к слишком частому "Смирнову" название Чаткальского хребта Средней Азии, чтобы звучать наподобие Семенова-Тян-Шанского.

Шеф держался не очень приветливо и огорошил нас лобовым вопросом о самой цели нашей поездки.

- Неужели вы считаете, что такие исследования могут быть кому-нибудь нужны?

Было от чего растеряться. Мы откровенно думали, что они нужны прежде всего самому заповеднику. Разве не полезен этому научному учреждению всякий новый вклад в познание его природы, всякое упорядочение представлений о географии его территории? Разве не поможем мы нашими работами последующим исследователям - почвоведам, ботаникам, зоологам, климатологам? Разве не выявим неправильность карт?

Смирнов-Чаткальский иронически выслушал нас и произнес:

- Изучать заповедник ради самого заповедника, развивать науку ради науки - мертворожденное дело, порочный круг. Что вы дадите практике, хозяйству?

Упрек серьезный. Но в нем звучит и крайность: требование, чтобы из любого научного достижения можно было немедленно шить сапоги.

А мы по неопытности еще не умели ответить, что геоморфологические исследования важны для изучения древних металлоносных россыпей, для усовершенствования рисовки рельефа на картах и мало ли еще для чего...

Меня осенил один довод, казавшийся в ту минуту исчерпывающе убедительным. Я сказал:

- Но ведь "инвентаризация территории", стоящая в плане работ заповедника, имеет и оборонное значение! Разве военно-географические выводы из исследований - это не служение практике?

Смирнов-Чаткальский занервничал, заерзал, в глазах заиграла недобрая сумасшедшинка; тоном морализующего пастора он произнес:

- Я не ожидал от вас таких рассуждений. Вы допускаете политический ляпсус. Мы говорим о неуязвимости наших рубежей, имеем все возможности разбить врага на его собственной территории, а вы предлагаете учитывать оборонное значение чего? - гор Кавказского заповедника! Это же равносильно допущению мысли о проникновении противника на Северный Кавказ!

Я еще пролепетал ему что-то насчет приграничности гор Черноморского побережья, но было уже ясно, что

этого человека доказательствами не перешибешь. В сущности, зачем мы с ним вообще говорим? Ни мы ему, ни он нам не нужен, работать сумеем и без него...

СКВОЗЬ ЦАРСТВО ЗУБРОВ

Теперь нас четверо: нам придан рабочий при лошади - мрачный и угловатый юноша Саша. Нас предупредили, что это человек лесной, людей не видавший, малограмотный - чтобы не удивлялись.

Перед нами главный маршрут через заповедник с выходом к Холодному лагерю Псеашхо и другим знакомым местам. А до этого пять дней транзитного пути через несколько перевалов, через глубины заповедника, по лесам и лугам, а в июне еще и по снегам.