Тропами вереска

– Могилу безымянную, – буркнула я и увидела. Неприметная такая, холмик один, сухой хвоей присыпанный, даже без камня надгробного. Но девятая с конца, а значит, скорее всего, она и есть. Встала на четвереньки, носом в землю уткнулась. И рыкнула по-звериному. Учуяла яйца тухлые, зарытые в глубине, и тушку черного петуха…

Встала, разбросала требуху, кровь с молоком расставила.

– Тушу кабана волоки, – кинула служителю. Пришел, так пусть помогает. Ильмир притащил, сам, хоть кабанчик совсем немаленький был. Я мясо сырое и требуху заговорила, понадеявшись, что твари откупом насытятся да уберутся. Не зря все раздельно: так сила тварей меньше станет, расколется. А я тогда дверь закрою.

Закончив приготовления, я в сторону отошла, ножи воткнула в мертвую землю, скрестив. Два перед собой, два позади. Соли насыпала кругом, арбалет с плеча сняла. Ильмир потоптался, потом рядом встал. А я на край земли смотрю, где гаснет последний луч солнца. Первая звезда загорелась бледно, робко… Я арбалет вскинула, на безымянную могилку направила. Служитель клинок достал – сообразил, что сталью отбиваться надежнее, чем словом божьим.

Но ничего не произошло. Только ветерок шуршит по могилкам. А я осмотрелась, сжав зубы. Неужто ошиблась? И не здесь дверь? Ох, плохо тогда дело…

И только подумала, чавкнуло что-то у холмика, раскрылась земля, и оттуда как полезло…

– Что это? – выдохнул Ильмир.

– Твари мрака, – бросила я. – А ты кого ждал, служитель? Дев прекрасных?

Твари и правда жуткие были: хвостатые, рогатые, трехголовые, еще и смрад от них такой, что глаза режет. Мои, звериные, привычные, а вот человеческим на тьму живую смотреть тяжело. Как я и ожидала, твари на требуху и кровушку заговоренные накинулись, и я вздохнула: значит, низшие. Высшие умнее будут, на дармовщину не бросаются. Сразу на людей.

Нажрались потрохов и стали в покойных оборачиваться. Тот, что к нам ближе был, перекинулся в тетку: платье в цветочек мелкий, нос картошкой, тонкие губы поджаты недовольно. Убираться твари не собирались. Конечно, можно было подождать, пока накуражатся, и на заре дверь закрыть, но они с каждой ночью все сильнее, могут и приманки оставить или в людей подселиться. Замучаюсь потом искать. Так что биться придется…

– А вот и теща явилась, – усмехнулась я и, прицелившись, спустила болт. Прямо в лоб попала, так что тварь свалилась обратно в раскрытую могилу. И тут началось… За соляным кругом и ножами мрак нас не видел, но чуяли твари! Взвыли, бросились со всех сторон. Кто зверем темным, кто человеком, кто наполовину… болты я израсходовала, а они все лезут и лезут, воют, рычат, скрипят и ухают. Я тоже закричала, завыла, да только на погосте силу мне не взять – слишком близко дверь в преисподнюю, затянуть может, как в воронку.

Ильмир за спиной стоял. Что делал, не видела, не до него было, только слышала, как клинок его поет, а сам служитель молитвы бормочет.

– Пригнись! – крикнула я. Присел сразу, не спрашивая, так что тьма, каркая, мимо пронеслась. Додумались низшие, стали в тварей крылатых оборачиваться, поняли, что по земле к нам не подобраться. Руки устали, вся земля вокруг слизью покрылась, а твари все прут и прут, не заканчиваются. А выходить из круга придется, потому что дверь закрыть надо. За низшими могут и те, что пострашнее, вылезти. Что-то их в этот мир тянет, да так, что и сладу нет!

Я вздохнула и за ножи шагнула.

– Ты куда? – заорал служитель.

Не отвечая, пригнувшись, бросилась к холмику, что сейчас был словно рана гнойная в земле. Упала на колени, руки положила. Тварь за моей спиной рухнула, и я глянула через плечо. Молодец служитель, умеет клинок в руках держать. Но не до размышлений о его мастерстве сейчас, успеть бы…

У моего лица щелкнул клюв, сверкнули глаза кровавые. На плече черные когти следы оставили, как пропахали. Я вскинулась, ударила тварь клюкой. Сила древесная пригвоздила низшего, обездвижила. Глянула мельком на служителя – щека разодрана, сутана в прорехах, у ног гора тварей растет, но держится Ильмир.

А в глубине дыры гудит что-то… А это значит, если прямо сейчас не закрыть, худо нам всем будет. Я оскалилась, завыла, закаталась по земле как блаженная. И ударила ладонями так, что содрогнулась земля. Силой отдачи меня чуть в яму не затянуло, как от сквозняка бывает, когда дверью сильно хлопнешь. Не знаю, как удержалась. Но переход закрыла! Твари еле уползти успели – им без двери в нашем мире оставаться не хочется, знают, что добью.

И сразу так тихо стало, благостно. Звезды такие спокойные, месяц в облаках покачивается, осины шепчутся… Я легла, голову на холмик положила, глаза закрыла. Силу свою отдала, лишь каплю оставила, нужно еще кое-что сделать. Встала с трудом, шатаясь, до своих ножей добрела. Служитель стоял, озираясь, кровь с лица утирал.

– Все уже, – буркнула я. – Закрылась дверь. Больше не выползут.