Тропами вереска

До вечера я перебирала свои травки, варила настойки впрок, корешки сушила. Даже и забыла о луне, опомнилась, лишь когда первый луч в окошко скользнул да я щуриться устала в наступившей темноте. Достала новую свечу, зажгла и замерла. Улыбнулась… Подняла ладони к лицу: светлые, тонкие, с розовыми ноготками, а не когтями звериными. Человеческие.

Тенька подошла, меня обнюхала опасливо, но признала. Да и привыкла уже за столько лет, что раз в луну хозяйка облик меняет. И сидеть бы мне в лачуге, тенью занавесившись, но надо на скалы сходить, набрать воды, в которую полная луна смотрелась, на себя любовалась. Так что я балахон свой скинула, вытянула из подпола припрятанные штаны и новый зимний кожух, взамен драного, шапку натянула, повесила на спину мешок со склянкой и пошла.

Зимушка тропинку первым снежком уже припорошила, морозцем скрепила, так что она поскрипывала под ногами. И дышалось легко, радостно. До скал добралась быстро, даже не заметила, как тропка вверх пошла, довела меня до самых источников. Здесь их было несколько: два горячих, в которых и в суровую зиму купаться можно, и один студеный настолько, что и в жару глотнешь – зубы заломит. Вот к нему я и отправилась. Полная луна смотрелась в источник желтым боком: красивая, золотая, светом все скалы залившая. Я присела на камушек, стянула шапку. Рыжая коса тяжело упала на спину, непривычно. Опустила ладони в прозрачную воду, заглянула, как в зеркало серебряное. Смотрюсь иногда, чтобы совсем не забыть, как выгляжу… Вздохнула, ударила по воде ладонью, да за дело принялась. Нечего сидеть, на себя любоваться, луна ждать не будет. Набрала склянку, запечатала, в мешок убрала. Вспомнила, что хорошо бы еще и плесени пещерной наскрести, поднялась… и замерла.

У камней стоял служитель.

Я попятилась, кляня себя на чем свет стоит. И его заодно. Вот же гад ползучий, а обещал ведь до зари в лес не соваться… Или посчитал, что скалы – уже не лес?

Я еще отступила, а он ко мне шагнул, вышел из тени.

– Не бойся, – сказал служитель и руку мне протянул. – Не убегай, прошу тебя! Я тебя не обижу, Светлым богом Атисом клянусь! Никогда тебе дурного не сделаю!

Я замерла, раздумывая, что дальше делать. Кинуться вниз по тропинке? В чащобу убежать? Зверей позвать, чтобы отвлекли и испугали?

– Прошу тебя, останься, хоть на несколько минут, – Ильмир еще на шаг подошел, заглянул в лицо. Улыбнулся. И я вздохнула. Ни разу ведь не видела, как он улыбается… А оказалось – так, что в ответ рассмеяться хочется. Я помялась.

– Меня Ильмир зовут. А тебя? Ты заблудилась? Из деревни северной идешь? Ты здесь… одна?

Я хмыкнула. Да уж, не думала, что увижу на лице служителя такое выражение: мягкое, ласковое, радостное. Словно он подарок долгожданный получил. Просто светится весь от счастья.

– Шаисса, – сказала я и прислушалась удивленно. Забыла, как мой голос звучит.

– Шаисса… – Он повторил так, что бог его должен был от зависти молнией поразить на месте.

А на меня вдруг веселье какое-то напало, решила пошутить над служителем, позабавиться…

– Я дочь мельника, – опустив глаза, словно в смущении, сказала я, – и ты прав, заблудилась. Наша деревня с другой стороны скал, а я за ягодами пришла и заблудилась!

– Я тебя провожу! – с готовностью вызвался служитель. – Как же тебя родители одну отпустили? В скалы.

– Так я утром выходила, когда солнышко светило! И потом… – я вздохнула, – некому уже запрещать, отца с матерью уже схоронила.

– Я понимаю. – Он уже стоял совсем рядом, руку поднял, хотел ладони коснуться, но смутился, убрал. – Понимаю, тоже семью потерял… Два раза.

– Как это? – искренне не поняла я.

Служитель вздохнул.

– Долгая история, Шаисса. И грустная. – Он тряхнул головой и снова улыбнулся, так что я, не выдержав, все же улыбнулась в ответ. – А рядом с тобой грустить не хочется! Ты ведь не поверишь, если я скажу, что искал тебя? Каждый день. Только не пугайся…

– А чего мне пугаться? – фыркнула я. У ведьмы выходило зловеще и ехидно, а у человека получилось смешливо и почти кокетливо. – Все так говорят, когда хотят девушке понравиться! Что каждый день во сне видели, о ней одной лишь грезили днями напролет!

Ильмир рассмеялся, откинув голову, так что блеснули в свете луны белые зубы.

– А тебе это часто, наверное, говорят, так, Шаисса? Красивая ты.

Я снова рассмеялась. А то! Просто каждый день! Пеньки мшистые и зверье лесное нахваливают красоту мою несравненную!

Краем уха услышала, как вылезли из щелей горные духи, и шикнула на них незаметно, чтобы не мешали. Где-то в чаще завыл волк, к нему присоединился еще один, и весь лес наполнился звериной песнью. Любят они полную луну, вот и рассказывают о своей любви, как умеют. Ильмир нахмурился, скользнул рукой по рукояти клинка. А я рукой махнула.

– Только мне обратно через горы не пройти, – огорченно протянула я. – Летом завалило тропинку камнепадом, теперь только через лес. А через лес – страшно… Волки воют. А еще поговаривают… что ведьма там живет!

Он еще крепче сжал ладонь на рукояти клинка, между бровей залегла знакомая морщинка.