– Все это было бы очень странно, – сказала она. – Но… У твоего народа дети принадлежат к роду отца. Здесь – к роду матери. Твои люди могут ожидать, что наследниками Оквеме станут его сыновья.
Я начала понимать, к чему она клонит.
– Есть ли у него что-нибудь ценное, чего он не может передать по наследству своим детям?
Галинке кивнула.
– Кое-какие титулы и владения его дяди, да. А у Оквеме нет родных сестер: все остальные дети Деньу умерли, поэтому его наследники – более дальняя родня, двоюродные сестры, которых он недолюбливает. У него есть две дочери от его жены, но это ничего не значит. Они принадлежат к ее роду, а не к его. Но твои дети будут принадлежать к твоему роду, и он может попробовать заявить, что, согласно обычаям твоего народа, принадлежащее ему должно перейти к ним. Иначе они останутся ни с чем.
Я едва не расхохоталась. Подумать только: я нужна Оквеме н’Кпама Валейим ради наследственного права моей страны! Или по крайней мере таково было наше предположение, хотя никаких доказательств его истинности у нас не имелось.
– Нужно исхитриться проводить побольше времени в поле, – сказала я. – Только теперь – без него. Скажите, пожалуйста, что происходит, если женщина… э-э… становится нечиста, находясь в буше?
Не стану утверждать, будто причиной второй вылазки было мое желание ускользнуть от Оквеме и заточения в агбане, но среди прочих существенных факторов значилось и оно. Оквеме был не столь бесстыден, чтобы изобретать повод присоединиться к нам снова, тем более что охоты на сей раз не планировалось, а Галинке заверила меня, что сельские жители относятся к вопросам «нечистоты» куда проще: главное – содержать в чистоте тело.
Прочие факторы включали в себя первую попытку сохранения драконьей кости, которая, хоть и не завершилась полной неудачей, оказалась не слишком успешной. Мистер Уикер (державшийся со мной чрезмерно холодно ввиду еще не завершившегося столкновения) винил во всем разницу в кислотности крови степных и горных змеев, но полагал, что сможет внести нужные поправки в процесс и достичь лучших результатов. И, кроме изучения анатомии драконов, нам предстояло многое узнать об их поведении и особенностях движения, а это требовало наблюдений в обстановке, не подразумевавшей мсье Велюа, почем зря палящего во все, что движется.
За следующие два месяца мы провели в буше куда больше времени, чем в комфорте Атуйема, и это полностью совпадало с моими предпочтениями. Заметьте, я не могу сказать, что природные условия в Байембе – сплошное удовольствие: как и в предыдущем томе моих мемуаров, я с превеликим удовольствием обошлась бы без жары, пыли и вездесущих мух, чье жужжание вскоре возненавидела сверх всякой меры. (Однажды муха ночью залетела к нам в палатку, и ее бесцельные блуждания в поисках выхода довели меня до крайности: только благодаря вмешательству Натали я не перевернула керосиновую лампу и не устроила пожар.) Но в целом я однозначно предпочитаю холоду любые лишения, пережитые мною в жарком климате – за исключением мух.
Больше всего радовало меня вот что: впервые в жизни я действительно чувствовала себя ученым-натуралистом. Не женой натуралиста, взятой в экспедицию за умение рисовать и содержать в порядке чужие дневники, не любительницей, что возится с коллекцией искровичков в сарайчике садовника, а полноправным ученым, работающим наравне со всеми. Задач, поставленных нами перед самими собой – документирование способа охоты на степных змеев, их размножения, половых различий и так далее – оказалось довольно, чтобы отвлечь нас с мистером Уикером от того неловкого разговора настолько, что мы смогли сделать вид, будто его никогда не было, и между нами (по крайней мере в том, что касалось работы) установилось глубокое профессиональное взаимопонимание. Не стану утомлять вас мелкими подробностями этой работы – всякий интересующийся ими может обратиться к «Разновидностям драконов байембийского региона», «Классификации драконов, пересмотренной и дополненной» или статьям, в конце концов, спустя годы после нашей экспедиции, опубликованным в «Вестнике Коллоквиума Натурфилософов». Однако, как указывает второе из этих заглавий, именно тогда, в Эриге, я начала задаваться вопросом: что именно представляет собою дракон?
Конечно, в те времена мы еще оперировали критериями сэра Ричарда Эджуорта, коих общим числом было шесть:
1. Тетраподия, сиречь четвероногость.
2. Крылья, допускающие возможность полета.
3. Продольный либо поперечный гребень на затылочной части головы.
4. Кости,
5. Овипария, сиречь яйцерождение.
6. Экстраординарное дуновение.