Тропик Змеев

Мне предстояло висеть ногами вниз в центре всего этого сооружения, чуть позади бедренных костей, держась за специально для этого предусмотренную поперечину. На поперечину Натали собиралась пустить малоберцовую кость, но еще в саванне я, охваченная ностальгическими воспоминаниями о детстве, настояла, чтобы среди прочих костей мы сохранили и вилочку, и теперь мне показалось, что она подойдет сюда как нельзя лучше. (Так и вышло. А еще я, признаться, надеялась, что она принесет мне удачу. Если уж вилочки участвуют в процессе полета, а я собиралась лететь… Конечно, подобная взаимосвязь неуместна, поскольку в нашей конструкции вилочка совершенно не выполняла своих анатомических функций, но, когда собираешься прыгать со скалы, подобные мелкие суеверия отчего-то становятся необычайно важными.)

Изучению механики полета мы с Томом посвятили столько времени, что инструкций для управления планером мне не требовалось. Перенося вес направо или налево, можно было менять курс, а смещаясь вперед или назад – направлять полет вниз или вверх. Но – не более: управляемость подобной конструкции предельно ограничена, о чем поклонники более современных конструкций, несомненно, кричат в данный момент над книгой во весь голос. Инструкций мне, может, и не требовалось, но предпринимать такое рискованное путешествие, не имея практики – чистое самоубийство. Однако в те времена искусство летать еще не вышло из колыбели, и до трагических инцидентов (вроде того, в котором три года спустя погиб мистер Гарселл, лоппертонский друг Натали), которые могли бы внушить мне должный страх, было еще далеко. Посему страха во мне оказалось довольно, чтобы повергнуть меня в ужас, но далеко не достаточно, чтобы заставить отступить.

Пока мы работали, Фадж Раванго ушел на разведку и вскоре вернулся с добрыми вестями.

– Если переправиться через Хемби, – сказал он, – и подойти к водопаду по отмели между нею и Гаомомо, думаю, окажешься почти над самым островом.

– Просто идеально, – ответила я. – Я бы предпочла парить над водопадом как можно меньше: воздушные потоки над ним, скорее всего, непредсказуемы.

(В те дни мы имели некое общее представление о влиянии воздушных потоков на полет, но экспериментов с чем-либо сложнее воздушного змея еще никто не проводил. Вот если бы… но что толку критиковать собственные действия задним числом, после стольких лет?)

Для переправы через Хемби мне требовалось хоть какое-нибудь судно. В связи с этим Фадж Раванго отправился на поиски, а пока его не было, мы с Томом и Натали устроили последнее совещание.

– Примерно в миле позади есть подходящий наблюдательный пункт, – сказал Том. – Мы будем смотреть оттуда. Хотя, говоря откровенно, будем или не будем – разницы никакой.

Благородный джентльмен ни за что не показал бы своей тревоги при мысли о том, что мне предстоит, и я была рада, что Томас Уикер не из благородных: теперь и мне можно было не так стесняться стаи искровичков, пляшущих в животе.

– Разница есть. Если я буду знать, что вы со мной, мне будет намного легче, – возразила я, пожимая его руку.

Натали обняла меня на прощание. Сооружая планер, она держалась предельно деловито и сосредоточенно, но теперь с работой было покончено, и ничто не могло отвлечь ее от сложившегося положения.

«Фуркула»

– Я думаю, конструкция надежна, – сказала она, уткнувшись носом мне в плечо. – Но если нет…

– Я в ней вполне уверена, – твердо заявила я. – Но мы кое о чем забыли: нужно же дать моему экипажу имя! Как его назовем?

Стоило мне заговорить об этом, и в голове тут же возникла дюжина вариантов. Сына я назвала в честь его отца, но назвать их общим именем планер – это, пожалуй, было бы слишком. Что же выбрать? «Изумрудик», в честь моего любимого трофея-искровичка? «Анкумата» в попытке польстить оба, или, наоборот, «Лорд Хилфорд»? Или «Драконианин», в честь этого древнего народа?

Вдруг Том издал такой звук, какого я никогда от него не слышала: точнее всего будет сказать, что он забулькал, будто от смеха едва не подавился собственным языком.

– «Фуркула»[9], – предложил он.

За постройкой планера я поведала товарищам о своей детской попытке анатомировать голубя, чтобы понять назначение вилочки.

– Да, – признала я. – Вилочка жизненно важна для полета. А если сломается… что ж, значит, мое желание исполнится. Нарекаю его «Фуркулой»!

* * *

Итак, в маленькой лодке, с разъятой надвое чудесной «Фуркулой» на коленях, я поплыла через Хемби близ байембийских границ, дабы броситься вниз с вершины водопада.

Фадж Раванго, сидевший на веслах, всю дорогу не сводил с меня немигающего взгляда.

– В чем дело? – спросила я, чувствуя, что больше не в силах выносить тишину.

Ответил он далеко не сразу. Молчание затянулось настолько, что я решила, будто вопрос мой так и останется без ответа, но, наконец, он сказал:

– Зачем этот риск? Яйца можно было раздобыть куда проще.