Читаем Тропинин полностью

Вероятно, обучение его отличалось от обычной академической программы, так как имело целью подготовить умелого копииста-ремесленника, а отнюдь не творца. Поэтому, видимо, игнорировались такие разделы, как работа с натуры, перспектива, композиция, сочинения на заданную или вольную тему. Зато требовалась виртуозность в передаче манеры письма различных художников.

В «Бахрушинской папке» Государственного Исторического музея среди многочисленных академических рисунков выделяется серия копий с работ итальянских художников. Качество копий, исполненных «штрих в штрих», несмотря на несхожие оригиналы, так высоко, что может соперничать с произведением современной копировальной техники, зачастую не позволяющей отличить оригинал от копии. Очевидно, они явились для крепостного ученика своего рода дипломной работой, завершавшей курс рисования.

Итак, в то время как Кипренский после овладения основами академического рисунка перешел в класс композиции и работал с натуры, когда лекциями, посещениями театров, чтением и общением с образованными людьми он развивал свой интеллект и воображение, Тропинин продолжал копировать. После рисунков он копировал живописные произведения, осваивая разные «руки», преимущественно старых мастеров. Он изучал живописные манеры и приемы, составы грунтов, способы приготовления красок.

В обязанность Тропинина, живущего «на хлебах» у Щукина, безусловно, наряду со многими прочими обязанностями, входила подготовка холстов для работы учителя, их грунтовка, растирание красок, которые тогда продавались в сухом виде. У каждого из мастеров были свои правила, свои «секреты». Успех обучения во многом зависел от того, насколько ученик сможет раскрыть и перенять «секреты» учителя. Жадный к учению, Тропинин не ограничивался советами одного Щукина. В его биографии есть упоминания о работе в мастерской Григория Ивановича Угрюмова, об обучении у Дуайена, о посещении мастерской Лампи-младшего.

Легко представить себе атмосферу в мастерской Угрюмова, доброта и приветливость которого была особенно притягательна по сравнению с суховатой желчностью Щукина. Притягательны были и рассказы Григория Ивановича об Италии, о любимом им Веронезе, картины которого он там копировал.

В биографии Тропинина приводится эпизод об изгнании его из мастерской Лампи за упрямство, с которым он якобы, вопреки велению профессора, отказывался готовить нужный тон на палитре, смешивая заранее краски, а брал кисточкой одну краску за другой в чистом виде, затем смешивал их прямо на холсте, сохраняя таким образом звучность тона. Однако эпизод этот традиционен и приводился в литературе не раз в связи с различными художниками.

Основной школой для Тропинина было все же пребывание в мастерской Щукина. От Щукина воспринял он гамму оливково-зеленых и серых, коричневых и золотистых тонов, отличающих большинство его лучших произведений. К этой гамме художник неизменно возвращался на протяжении всего творчества. От Щукина же, по-видимому, воспринял он умение достигать во всех деталях абсолютной законченности без сухости, что очень редко изменяло впоследствии Тропинину. Однако было что-то в отношениях учителя и ученика, так располагавшего к себе окружающих, что не дало возможности им сблизиться, а в дальнейшем вызвало прямую недоброжелательность Щукина к своему делавшему успехи воспитаннику.

Рамазанов так рассказывает историю этой недоброжелательности: якобы «Щукину были заказаны четыре копии с портрета Александра I, которые он роздал своим ученикам, предоставив и себе сделать одну, но лучше и схожее всех вышла копия у Тропинина».

Наивным представляется это предположение о зависти со стороны учителя, основанное, очевидно, на догадках самого Тропинина, — слишком велик был диапазон между первоклассным мастером и робким учеником, пусть даже очень добросовестным копиистом. Причину расхождения, видимо, надо искать глубже — в различии художественных идеалов. Этого еще не мог осознать Тропинин, так как его идеал еще не сложился, еще не был сформулирован. Но глубокий и тонко чувствующий Щукин не мог не понять, что сфера интересов ученика лежит за пределами его собственных художественных установок.

Разногласие Тропинина и Щукина — это не разногласие поколений. Их диаметрально противоположные взгляды и отношение к искусству создавались прежде всего в результате несхожих условий жизни. Щукина они искусственно изолировали от живой действительности, сперва стенами воспитательного дома, куда он попал в раннем детстве, и классами Академии, затем далекой от русской жизни средой художников в Париже. По возвращении на родину Щукин оказался еще более прочно заключенным в стены Императорской Академии художеств, теперь уже в качестве профессора и придворного портретиста.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии