Возможно, успех незрелого ученика, восторженные голоса доброжелателей, предсказывавших Тропинину свободу и славу, подействовали раздражающе на его учителя, которому собственный успех давался лишь очень большим творческим напряжением. При таких обстоятельствах Щукин мог обратиться к Моркову с предложением забрать своего крепостного. Кроме предположения самого Тропинина, никаких документальных подтверждений этого недоброжелательного поступка Щукина мы не имеем. Вместе с тем известно, что отозванию Тропинина из Академии предшествовала история с другим крепостным Моркова — Прокопием Данилевским, которая могла косвенно повлиять на судьбу Тропинина и ускорить его отозвание из Петербурга. Данилевский учился в Петербургской медицинской академии. Морков вспомнил о нем, когда в 1804 году отправлялся с семьей в свое южное поместье. Крепостной лекарь мог ему там пригодиться. И тут неожиданно для себя он встретил сильное сопротивление как самого Данилевского, занятого в то время серьезной научной работой, так и профессоров Медицинской академии, осаждавших графа просьбами освободить талантливого крепостного, уже ставшего незаурядным ученым.
Морков принадлежал к тому типу упрямых людей, упорство которых возрастает при малейшем сопротивлении их воле. Не слушая никаких доводов, он забрал лекаря из Академии, в наказание за строптивость одел его в крестьянское платье, вменив в обязанность лечить скотину и крепостных.
В сентябре 1804 года и Тропинин получил от Моркова предписание оставить Академию художеств и немедленно ехать в Подолье, где находились новые земли братьев Ираклия и Аркадия Морковых.
III ПОДОЛЬЕ
Художнику предстояло пересечь всю европейскую часть России и Украину с севера на юг. Подолье расположено между двумя возвышенностями — Бессарабской и Волыно-Подольской, между реками Днестром и Южным Бугом.
Земли, пожалованные некогда Екатериной II братьям Морковым, находились в живописнейшем месте Подолья, вблизи впадения в Днестр реки Лядовы, в окрестностях города Могилева-Подольского. К городу ведет дорога, зигзагообразно поднимающаяся по крутому склону. Вид города открывается неожиданно, сразу за перевалом. Он лежит в огромной каменной чаше, которую образует расступившееся ущелье Днестра. Чаша заполнена пышно разросшимися садами и виноградниками, лишь кое-где оставляющими обнаженный массив скал. По дну чаши, разрезая ее пополам, течет Днестр. Могилев едва ли не самый солнечный город в нашей стране. Климат его близок к климату южноитальянских городов.
Однако дорогой ценой заплатил город за это обилие солнца. Могилев на протяжении своей истории буквально истекал кровью. Он был одним из главных опорных пунктов для казаков в их борьбе с завоевателями. Подолье — окраинная часть древней Киевской Руси — было цветущим, плодороднейшим краем, который из года в год раздирался полчищами поработителей, сперва татар, затем турок и, наконец, поляков. Несмотря на многовековые страдания под игом захватчиков, народ мечтал о соединении с Россией, связывал с ней понятие о свободе и счастье. И во имя этого соединения проявлялись чудеса храбрости и самоотверженности. В центре борьбы был Могилев. Турки и поляки попеременно совершали набеги на город, грабили его, жгли, избивали население и, добиваясь богатого выкупа, уходили, оставляя его своим врагам. Когда победа оставалась за казацкой вольницей, в дело вступали русские войска. Под видом отстаивания прав православных они входили в город и предавали казацких главарей полякам на мученическую смерть. Именно так закончилось одно из последних крупных народных движений, носившее название «калиевщины».
Все это происходило здесь же, близ Могилева, без малого пятьдесят лет до приезда Василия Андреевича Тропинина и было свежо в памяти народа. В результате слово «москаль», произносимое раньше народом с надеждой и любовью — «придут москали, и холоп станет паном, а пан холопом», — превратилось в символ злой, вероломной силы.
Тропинин попал на Украину как раз в то время, когда осуществлялся очередной трагический акт истории украинского народа.
После подавления восстания Тадеуша Костюшки и третьего раздела Польши тысячи десятин земли и десятки тысяч крепостных, конфискованных у мятежных поляков, были розданы русским помещикам. При Павле I права поляков были до некоторой степени восстановлены, земли частично были возвращены польской шляхте. В руках поляков был оставлен весь чиновничий аппарат местного самоуправления, суд и делопроизводство. Да и русские помещики нередко все дела по ведению хозяйства в своих поместьях передавали управляющим-полякам. А те везде, где можно, вымещали на крепостных обиды и недовольство своим положением. Дела же о зверствах управляющих и помещиков поступали на рассмотрение в Дворянское собрание. И всякая такая жалоба расценивалась как мятеж, бунт, неповиновение. Крестьяне, заявлявшие о действиях шляхты, направленных против русского народа, отдавались на произвол той же шляхты. Стоны истязаемых крепостных слышались повсеместно в этой «обетованной» стране.