Тропинин

В начале XX века иконостас был еще цел, в нем были три иконы, написанные на досках, размером в три аршина (около двух метров): Благословляющий Спаситель, Божья Матерь с младенцем и Божья Матерь, простирающая с мольбой руки. Доски были вырезаны по контуру изображения. Сейчас уже редко где в музеях можно увидеть подобные, но в XVIII веке плоские раскрашенные стаффажные фигуры крестьянок, кормилиц, барынь, кавалеров и офицеров в натуральную величину были распространены довольно широко. Они населяли пустынные анфилады дворцовых зал, скрывались в аллеях парка, придавая реальному пространству ощущение театральных подмостков.

Сразу же вслед за освящением кукавской церкви в ней венчался сам художник с местной девушкой Анной Ивановной Катиной.

Свадьба как бы породнила Тропинина с Кукавкой. Долгие годы помнили художника жители села, сближая его образ с памятью о своем легендарном герое Кармелюке. От деда к внуку передавался рассказ о феноменальной силе Тропинина и о том, как он справлялся с буйным Прокопием Данилевским, когда тот в отчаянии напивался пьяным и с угрозами бросался к барскому дому. Легко, как ребенка, уносил Тропинин хмельного лекаря в хату и запирал там до протрезвления, спасая тем самым от господского наказания.

После окончания строительства кукавской церкви художник опять попадает в положение приближенного к барину слуги, его личного лакея.

Господин Тропинина, граф Ираклий Иванович Морков, был известной фигурой. Упоминания о нем разбросаны во многих мемуарах и письмах современников. Правда, бросается в глаза, что упоминания касаются главным образом фактов присуждения Моркову наград и мало что говорят о самих подвигах в ратных делах, за которые награды получены. В одном лишь письме Николая Раевского [16], еще бывшего юным прапорщиком в 1798 году, описывается дело, чуть ли не ставшее гибельным для Раевского и для всего отряда по вине нераспорядительного военачальника, которым был Ираклий Иванович.

Вершиной славы Моркова было посольство к Екатерине II от Суворова по случаю успеха польской кампании 1792 года. Однако, зная характер великого полководца и его отношение к придворному этикету, можно заподозрить, что выбор посланника диктовался дипломатическими соображениями, то есть желанием доставить удовольствие императрице лицезреть придворного кавалера, имевшего связи и протекции при дворе, а заодно удалить от себя бесполезного человека.

Именно таким блестящим придворным екатерининского времени предстает граф Морков на портрете, исполненном около того времени художником Лампи-старшим, — портрете, известном по копии Тропинина.

В дальнейшем служебная карьера Ираклия Ивановича складывается мало удачно. Правда, в 1796 году все братья Морковы с потомством получили титул графов Римской империи. Однако это было следствием искусных дипломатических шагов, предпринятых старшим из братьев — Аркадием Ивановичем — при дворе австрийского императора. Павел I, первое время оказывавший Ираклию Ивановичу милости, в 1798 году уволил его в отставку. Возможно, поводом послужило то неудачно проведенное сражение, о котором писал Н. Раевский. Александр I при воцарении не возвратил Моркова на службу, и тот, чувствуя себя обойденным, примкнул к дворянской оппозиции царю, которая сосредоточилась в Москве, в Английском клубе, и стал одним из ее лидеров. Для иллюстрации характера Ираклия Ивановича, владевшего большими землями в различных губерниях России, любопытно привести тот факт, что помимо пожалованного ему огромного, в 4 тысячи десятин, поместья в Подолье Морков пытался прихватить в свое пользование и окрестности. Потребовалось особое решение Правительствующего сената, чтобы он оставил свои притязания.