— Ну, я им устрою… им сейчас устрою шлагбаум! Запру дорогу! — Олег вернулся на трактор, чуть осадил, развернулся и вытянулся поперек дороги — ни слева, ни справа не объехать. Заглушил мотор. — Ни один не перепрыгнет! Уловим! — Олег потер руки, довольный, что может помочь женщинам.
— Так и надо! Так и надо! — ликовала бабка Кислениха. — Молодец парень! Этот своих в обиду не даст!
Все трое они прошли вперед и стали перед заслоном. Олег в ситцевой желтой рубашке с белыми кольцами — нараспашку, в синих тренировочных шароварах и модных резных сандалиях. Белые волосы мокры. От него приятно пахло речкой.
— Купался? — спросила Анна.
— Только что… Теперь, тетя Нюра, остановим… Слушай, а среди пробежавших мимо тебя шоферов, наверно, были, я уверен в этом, были и те, которые пьют твое молочко. А вот выручить человека — их нет.
— И ладно, что пьют. Для людей работаю. Что же мне теперь: поквитаться с ними, что ли? Вы, значит, мне — плохо, я в ответ вам — худо?.. Так, Олег, нельзя. Так жизнь не наладишь… — сказала глухим, усталым голосом Анна.
Бабка Кислениха уловила перемену в ее голосе:
— Пойдем-ко, на лавочке посидишь.
— Едут! — оповестил Олег. И предупредил: — Беру операцию на себя, вы ждите и ни во что не вмешивайтесь.
— Ладно, — за себя и за Анну ответила Кислениха.
Улов оказался богатым: «Жигули», «Москвич» и зеленый армейский микроавтобус. Гнались один за другим. И затормозили по очереди.
— В чем дело? — высунулся из кабины владелец «Жигулей». В голосе досада, нескрываемое раздражение. — Ваш воз? Уберите! Жи-ва!
Олег подошел к нему, сдерживаясь, сказал:
— Тут несчастье: лучшая наша доярка поранилась… Друг! Возьми, довези до больницы… Ну, хоть до Караваевской…
Раскрылись пухлые губы, блеснула золотом коронка.
— Тороплюсь. К тому ж сверну у кирпичного завода. В Минское.
— Так тут же до Караваева — рукой подать.
— Рукой-то рукой, но на совещание спешу.
— На совещание? — Олега передернуло. — На совещание можно и опоздать.
— Ну, не-ет, — усмехнулся владелец «Жигулей». — Скорей на работу можно опоздать, а на совещание никак нельзя! Начальство этого не любит.
— Значит, не возьмешь?
— Сказал же тебе… Убери свой воз!
Олег быстро перешел к «Москвичу». Внутри у парня все кипело. Но он старался притормозить свой гнев. Деловито изложил ту же просьбу.
— Выручай, брат. Очень, очень прошу тебя.
— Говоришь, в больницу ее нужно везти или в «скорую помощь»? — переспросил толстяк в защитных очках, полотенцем вытирая пот с лица и лысины.
— Да.
Олег заметил: на заднем сиденье машины, на коврике, лежала сумка из серой мешковины с портретом Аллы Пугачевой, растрепанные волосы закрывали певице половину лица, сумка шевелилась, в ней поскуливал щенок.
«Вот, оказывается, зачем ездил». Он сразу же возненавидел этого толстяка и знал: откажет. Так и было.
— Бензина у меня в обрез. А то бы взял. Почему не взять.
— Бензина-а, — передразнил Олег. — Бензина у тебя хватит до самой Москвы. Совести, вот ее действительно маловато… На твоем номерном знаке ошибка, между прочим…
— Какая? — толстяк дернулся.
— На номерном знаке буквы «КОП». Это ошибка. Надо бы: «КЛОП».
— Но-но… Полегче! Чего лезешь на рожон. Я о твоей выходке, тракторист, сегодня же доложу ГАИ. Самовольно — какой наглец — перекрыл дорогу!
Но Олег уже не слушал его. Крупным шагом приблизился к военному микроавтобусу и, сминая гнев, гася его в себе, сдержанно обратился к высунувшемуся в дверцу лейтенанту.
— Товарищ лейтенант, женщина… наша лучшая доярка руку поранила. Возьмите ее.
Прямоносый, с узко посаженными глазами и тонкими, как растянутая пиявка, усиками, лейтенант высунул руку, постучал сухим пальцем по наружной стороне дверцы:
— Грамотны?
— Заочно кончаю караваевский сельхозинститут.
— Ну, так читайте, читайте.
На дверце по трафарету был нарисован круг, четкие буквы обегали круг: «Пассажиров не брать!»
— Слушай, да какой же она тебе пассажир? Понимаешь: ранена-а! Женщина ранена, лейтенант!
В кабине автобуса работал приемник на волне «Маяка». Диктор сообщал: «…полет космонавтов Анатолия Березового и Валентина Лебедева успешно продолжается… Космонавты выполняют программу изучения природных ресурсов земли…»
— Слыхал? — Олег открыл дверцу. — Они летают еще и для тетки Анны Мукасеевой… Так — как: возьмешь, лейтенант? Я позову ее… Ведь она — жена солдата, который завоевал тебе, мне и вот ему, — он указал на молоденького шофера, — По-бе-ду!!! Она — мать солдата, который служит сейчас в ракетных войсках! Сам рассуди: какой же она пассажир! Она — родня, армии — родня!.. Так звать мне тетку Анну, лейтенант?
Наступила пауза… Тонким девичьим голосом ее нарушил шофер:
— Может, возьмем, товарищ лейтенант?
Как на углях подскочил тот:
— Рядовой Егоров, вас… никто не спрашивает!
И тогда Олег вскипел:
— Снимите, лейтенант, фуражку! Вы въехали в деревню, где на тридцати избах… тридцать пять Красных Звезд!.. Тридцать пять мужиков — и среди них отец тетки Анны — сложили головы, чтобы на земле продолжалась человеческая жизнь…