Тропинка к дому

Именно тут, на южном углу луга, речка Покша дружелюбно принимает к себе младшую сестричку Сендегу. А чуть повыше устья с правого берегового взлета на левый через Сендегу перекинут мосток — четыре крепких бревна и поручни, ольховые и еловые жерди.

Утром стремительная, взбурлившаяся Сендега еще умещалась под мостком, на метр или больше не доставала пенной гривой бревен. Я перешел с левого берега на правый берег, полюбовался обновленной многоводной речкой и подосадовал, что обулся в тяжелые резиновые рыбацкие сапоги с высокими и широкими голенищами. Это бабка Марфа присоветовала:

— В Андрейкове перед автобусом переобуешься, у племянника сапоги оставишь. Они тебе ой-ой как еще сгодятся.

Еще не доходя до Сендеги, я услышал грозный незнакомый голос реки. «Жив ли мосток? Так разошлась, что и сдернуть могла». Прибавил шаг. И вот я у реки и не признаю Сендеги. Летом речушка до колен. Тихоструйная, чистая и студеная. Весна увеличила ее, пожалуй, раз в десять. Какая-то вся буйная, ошалелая, радостная.

Река напористо гудела, вода скручивалась и раскручивалась, как бы перекипала на ходу, сильно толкалась в берега, всплескивала. И вся освещалась солнцем. На солнце вода была то серой, то желтой, мутной, и редко синей. Она несла одинокие льдины, обрезки досок, прошлогодние листья, сучья, пучки травы. Подхватывала и несла все, что плохо лежало по берегам.

Присвистнул: не было мостка. Вода дерзко неслась поверх мостка, и по дрожащим, ходуном ходящим поручням я определил ее глубину на мостке — повыше моих колен.

Скинул рюкзак, отыскал на берегу палку, опробовал.

Как все переменилось. В этой реке, что открылась мне вверху до Мельничного омута, а внизу до устья, не было тайны: все нараспах, все в открытую — гулять так гулять! В воде были ольховые кусты и ивняки, деревца от напора воды дергались, вздрагивали, гнулись по течению, распрямлялись, и не было ни минуты покоя; с мельничного обрыва, безжалостно подмывавшегося, время от времени отваливались и шумно бултыхались в воду куски глинистой породы.

Неожиданно подумалось: а каково сейчас рыбам? Не рискнешь, не двинешься с места в таком бешеном водном коловороте. Забились, поди, окуни, сороги, щуки, язи и голавли в ямки, в коряги, под камни, под обрывы; стоят, пережидают, дремлют, отдыхают и готовятся к нересту. И, конечно же, каждая большая и малая рыбешка вовсю дышит не надышится свежей кислородной водой.

Приладил половчее лямки рюкзака и, промеривая палкой свой путь, прихватываясь за поручни, медленно вошел в бурлящую воду. Холод сжал ноги аж выше колен. Меня тащило. Сильно и неотступно. Тащило от поручней. Тащило ноги с мостка. Сбивало палку. Брызги летели в лицо. Сколько упругой силы было у реки. Словно она задалась целью не пустить меня. Остановить. А если рискну — наказать, окунуть с головой. А мне нужно было перейти. Нужно. Я нес в деревню лекарство бабке Марфе.

Дрожали поручни, их боязливая дрожь передавалась в мои руки, а мне сейчас нужно было быть уверенным в себе и ловким. Я медленно, не поднимая ноги, скользил резиновым сапогом по бревнам (как хорошо, что подошва у сапог рубчатая и не срывается!). Я уже не слыхал трели жаворонков, не замечал солнца: все ушло в напряжение, в поединок с рекой.

Вот и половина мостка. Теперь уже назад не отступлю. Только вперед. Левый сапог хлебнул водицы. Я всем корпусом подался встречь течению, не рассчитал и сильно качнул ольховую жердь поручня. Раздался треск. Я качнулся, но удержался на ногах. Береговой конец поручня сломался и чирканул по воде. Но я не выпустил жердь, а приподнял ее и зажал под мышкой. Шаг, еще шаг вперед. Теперь до берега близко. А там течение вялое. И можно ухватиться за ветви ольхи, подтянуться.

Река наступала, я сопротивлялся. Поединок наш продолжался.

Какие неистовые, сильные струи, так и напирают со всего разгона, так и норовят сбить с ног. А мне нужно и удержаться, и мало-помалу двигаться, двигаться вперед, вперед. Еще разок зачерпнул в голенище воды. «Ладно, Сендега, я с тобой рассчитаюсь… Летом. Похлещу тебя блеснами».

И опять подошва рыбацкого сапога нашаривает бревно и едет, едет по нему… Вот и берег-бережок. Теперь спасены…

Я думал, что моя переправа заняла час, а то и больше, а вытер пот на лбу и лице, посмотрел на часы — десять минут. Всего десять минут отбивал я атаки весенней речки Сендеги. Она испытала меня, а я ее.

Стою, отдыхаю, гляжу: красиво бушует и ликует река. И теперь, когда все позади, я опять люблю ее, новую, весеннюю.

ДОРОГОЕ ЗЕРКАЛЬЦЕ

Теперь зеркальца не дарят — дешевы. А вот я получил дорогое, бесценное зеркальце…

Поречный луг пронзительно зелен от молодой травы: какой простор, какие тут ароматы! Местами луг мечен солнечными кружочками мать-и-мачехи, местами (к лесному взгорку) кудрявится сиреневыми комочками подснежников.