Тропинка к дому

А в самой середке продолговатое — ладонью — зеркальце, ослепительно сверкающее на солнце: лужица талой воды. Из нее пьют птицы. В ней отражаются легко скользящие облака. Над нею в каком-то непонятном танце кружат бабочки. Обхватно развел руки — и зеркальце как бы стало моим. Эх, кому бы его подарить?! Но — нет. Нет! Не унесу я его. Пальцем не коснусь, даже дыханием не потревожу. Оставлю хозяину — зеленому поречному лугу, чтоб и дальше привечал он птиц, облака и даже само солнце.

ОЗОРНИКИ

Вешнее солнце пробило облака, день из пасмурного, волглого стал ясным, просторным, веселым.

Тетка Анна шагала из магазина, в сумке через плечо несла хлеб, сахар, пакетик карамели и вермишель. Уже показалась своя деревня в один посад. Вот и высокие березы во дворе, и родная изба, где родилась и выросла. Сверху, с неба, с ветвистых берез, слетал дружный, рабочий грачиный переклик.

Для тетки Анны эта весна была уже шестьдесят восьмой по счету. Она радовалась теплу, траве, грачиным голосам.

Женщина отставила в уголок, на свое место, палку, подпиравшую дверь, вошла в сенцы. В избе покупки выложила на кухонный стол, переоделась топить печь.

Принесла полную охапку березовых дров, пошла за растопкой.

Еще по осени вырубила шибко разросшийся лозняк, окруживший со всех сторон пруд. Прудом тетка Анна дорожила; на своей удворине, под рукой, только не ленись поливать огород, яблоньки, кусты смородины. Лозу изрубила на чурбаке на равные кусочки и сложила к стенке сарая. Пучок-другой — славная растопка.

Еще за несколько шагов до сарая тетка Анна заметила перемену: стенка оголилась, растопки не было. Почти вся была унесена. Когда? Кем? Зачем?

Старуха остановилась растерянно. Громко закричали грачи. Она машинально повернулась и подняла голову к вершинам берез. На двух крайних к избе березах увидела пять или шесть новых гнезд. В отличие от старых, черных, эти были светло-зеленые, свежие, приметные. Они были построены из ее дровец. Из прутиков лозы: ровная отрубка, светло-зеленая кора.

— И не стыдно вам! Так обидеть старуху! Ты глянь, милая, глянь, — обратилась она к подошедшей соседке, — куда дровишки мои улетели. И хотела бы, так теперь не достать. Ах, озорники!

Грачи взлетали, садились опять на гнезда, шумно горланили.

— Это они, Анна, прощенья у тебя просят, — рассмеялась соседка.

— Придется лучину щепать, — тетка Анна долго не уходила со двора, все взглядывала вверх, изумляясь грачиной проделке.

ВЕСНЯНКА

К речке спускаюсь, хочется послушать ее голос. Тропа под угор. Сразу за огородами луговинка, прогретая солнцем, и лесок. Бабочки перелетают тропу туда-сюда — в догоняшки играют.

По опушке взрывчатые кусты бузины. До чего шустрая бузина: ногой стоит в снежной вазе, а уже выпустила султанчики с зелено-фиолетовыми листочками. Тронул пальцем — живые! Засмеялся. А кто-то передразнил — дрозд в кустах возле оврага, цокает, стрекочет… Да ведь он тоже рад, что весна, что уже дома, что гнездо на развилке ольхи сохранилось, только чуток обновить, что подружку выбрал.

Стою, не шевелюсь. За дроздом теплый, доверчивый голосок овсянки. А ну-ка, а ну-ка, послушаем ее песенку-веснянку. «Конь… конь… конь… Са-ни, са-ни покинь, покинь». Все понятно: птица-разумница напоминает нам, что пришла пора полоз на колесо менять.

На реке — талая вода. Струится, свою веснянку поет. О чем же? Что скоро зашумит, загремит ледоход и речка Покша выиграет сражение.

И цветущая верба нашептывает свою песню-веснянку, и куст вереска, и солнечные лучи, что летят и летят на Нелидовский холм с беспредельной небесной выси.

Лучше и глубже прислушайся: а твое сердце — разве оно не поет веснянку?..

ВЕДЕРКО ГЛИНЫ

Белое-черное, черное-белое — сорочиная весна. Только Нелидовский угор весь уже открылся и обрызнут юной зеленой травкой.

Горячо лучится солнце, бегут (не опоздать бы!) к речке Покше ручьи, трескотня сорок, грачиный переклик, негромкая, но сладостная песенка овсянки — вот и все. Но я радуюсь, принимая в себя и свет, и звуки, и ароматы весны.

Постою, погляжу окрест, послушаю и опять не спеша шагаю под гору. В одной руке заржавелая лопата, в другой ведро. Приказ бабки Марфы: принести глины.

Всю зиму русская печь, управляемая мудрой крестьянкой, работала мощно, одаривая нас теплом и вкусной разваристой пищей; к весне на печном челе появились трещины. Вчера я принес песок, он просушен и просеян, сегодня добываю глину.

У подошвы горы под кустом ольхи вытаяла ямка, откуда вся деревня глину берет. Освобождаю ямку от мусора, снимаю лопаткой верхний слой, теперь глина чистая: темно-коричневая, спелая. Бери сколько хочешь, не жалко.

Зачерпнул с лопаты полную горсть; глина холодная, мягкая, влажная. Потискал — лепится. Из такой глины умелец налепил бы целую стаю пташек-свистулек, чем несказанно порадовал бы ребятню; а художник, загоревшись, наверное, сотворил бы какую-нибудь фигурку, живую и красивую; а уж детвора из этой красной глины наработала бы что душе желалось: коней, собак, петушков. И еще пироги и мячики…