Нет, не только: вот и Сюдай на улице осекся, умолк.
Ваня и Вадим, разом повернув головы, прислушались к тишине.
Отдаленный рокот, похожий на шум воды, падающей со Звонкого переката, донесся сюда. Но это была не вода, не порог — потому что порог и вода были далеко, а этот рокот явственно нарастал и приближался.
— Вертолет! — воскликнул вдруг, догадавшись первым, Вадим.
— Да, вертолет… — согласился Ваня и тотчас спросил: — Ваш?
— Не знаю. Может быть, и наш, хотя рановато ему за нами. А может быть, просто пожарный летит, патрулирует над тайгой…
— Надо подать ему знак! — Ваня вскочил. — Разожжем костер, пусть увидит — пусть поймет, что беда здесь…
Они опрометью выскочили из избушки.
Грохот мотора теперь был совсем близок.
Мальчики запрокинули головы.
Над вершинами сосен показалась машина с выпуклым брюшком, окрашенным светлее, чем все туловище, над ним сверкал прозрачный нимб мельтешащих лопастей, и на кончике длинного хвоста вращался винт поменьше, похожий на детский ветрячок.
Оглушенный грохотом лес провожал это видение многократным эхом.
— Улетел… — дрогнувшим голосом произнес Ваня и чуть не заплакал.
— Ничего, он вернется, — обнадежил Вадим. — Если это наш — вернется: ведь мы оставили в доме записку…
— А если это патрульный — он вернется на дым. Давай разжигать костер!
ТРОПИНКА В ЗИМНЕМ ГОРОДЕ
К ночи похолодало, и улица обезлюдела. Ее жиденько освещали редкие фонари.
Окраина ли это? Ответить трудно. Ведь уже и на окраинах северного города, где еще недавно были пустыри, строили теперь многоэтажные каменные дома.
И ближе к центру поднялись новые кварталы зданий, сияющих россыпью огней, — это были самые высокие, самые красивые дома, на которые, случалось, с почтением оглядывались даже приезжие люди из Москвы и Ленинграда, из других именитых и славных городов.
Но вдруг эти новые кварталы прерывались, расступались, оставляя опушки и просеки: там тянулись цепочки стародавних деревянных домов, огороженных заборами, из-за которых потявкивали дворовые псы, а иногда доносилось и протяжное мычанье коров.
Это были островки прежнего уездного города — каким он был когда-то весь, из конца в конец, — и оставили их, как догадывался Ким Котков, не потому, что позабыли о них, промахнулись невзначай, и не для заповедной памяти, а для того, чтобы впоследствии возвести здесь еще более высокие и смелые строения, может быть даже небоскребы, почему бы и нет?..
Однако сейчас, попадая сюда с ярко освещенных городских улиц, человек вдруг испытывал странное чувство: будто нежданно-негаданно оказался на далекой и неведомой планете, покинутой ее обитателями.
Впрочем, сейчас Кимом владели более приятные и внятные ощущения. Он еще чувствовал прохладу и свежесть губ Эли, тесно прильнувшую грудь, которая даже сквозь заиндевелый мех ее шубы передавала горячечный и пылкий ток крови.
Он все больше привыкал к ней. С тех пор, как впервые проводил ее после уроков в вечерней школе к дому, где она жила, Ким не задумывался, как далеко зайдет у них дело. Ему было хорошо с Элей, девушка влекла его к себе определенно и сильно.
Ну, а если бы, предположим, они не сидели бы за одной партой, если бы рядом с Элей был другой парень, а с ним — другая девушка? Что же, они бы так и не нашли друг друга?
Сегодня преподавательница литературы Нина Михайловна перед всем классом прочла вслух сочинение Кима Коткова. Тема была свободная: «То, что дорого и свято». Пиши, что душе угодно. Нине Михайловне, вероятно, хотелось поближе узнать своих великовозрастных учеников. Сочинение Кима называлось «Тропинка в зимнем лесу». Он, как сумел, постарался изобразить красоту природы, которая не тускнеет даже в студеную зиму. Все сказали: хорошо написал, и с чувством, и складно, будто видишь своими глазами, и вроде без грамматических ошибок — во всяком случае на слух.
Но больше всех торжествовала Эля. Ее глаза сияли гордостью: вот какой у меня сосед по парте, вот каков мой избранник!
Ким шагал размашисто и быстро. Не только настроение было приподнятым, но и весь он, казалось, словно окреп, стал как будто уверенней, сильнее, даже вроде бы еще выше ростом.
«А Генка, наверное, уже спит, если опять не ломает голову над тем самым… да-а, тугой орешек мы взялись расколоть! Это не сочинения писать о зимних тропинках в лесу — это поважней и посерьезней».
В последнее время они с другом по общежитию Генкой ломали голову над одним изобретением. Замочек был весь на виду и насквозь понятен, но вот ключик к нему подобрать пока не удавалось. То есть был и ключик, однако они еще не определили в точности всех зубцов и срезов его бородки — ключ не лез, не поворачивался в хитром замке.
А если выразить идею в общих чертах, то друзья, Ким Котков и Гена Игнатов, решили изобрести прибор, с помощью которого можно было бы определить износ поршневой системы внутри мотора, — определить, не разбирая мотора, в момент работы двигателя, будто заглянув в него сквозь прозрачное стеклышко.