Тропинки к паучьим гнездам

Ваш друг поел огурцов, и еще хорошо, что на стадии нарушения глотания и осиплости голоса вы вызвали скорую и привезли его сюда. Мы сейчас начали дезинтоксикационную терапию. Алкоголь, который вы выпили вместе с ним, может несколько уменьшить действие токсина, но гарантировать ничего на данном этапе нельзя. Все зависит от формы ботулизма и от того, насколько стремительно будет нарастать симптоматика. Если мы сможем остановить процесс, то все пойдет вспять, а если нет, то паралич будет нарастать до остановки дыхания. Тогда нам придется перейти на искусственную вентиляцию легких…

Словом, Борис, пока ваш друг дышит сам, и мы стараемся остановить процесс. Если в течении одного-двух дней получится стабилизировать его состояние, то процесс пойдет на убыль. Это будет означать, что вашему другу очень, повторяю, очень повезло. Если нет — то полный паралич, и следующий этап лечение будет более тяжелым и длительным.

Насчет того, чтобы винить себя. Не надо — вы же не специально… Так что, Борис, не надо себя винить… Расценивайте это, как судьбу — еще повезло, что никто кроме друга не попробовал… Просто впредь не надо есть домашние консервы, как бы это соблазнительно не выглядело — мой вам совет. И если уж совсем невтерпеж, то хотя бы прокипятите в кастрюле. Повторяю, прокипятить, а не подогреть, содержимое домашних консервов в течении 30–40 минут, а потом уже употреблять в пищу.

А сейчас, если у вас нет вопросов, я вернусь к работе. Идите домой и завтра принесите банку с огурцами, чтобы отдать их на анализ и посмотреть какой тип ботулизма у вашего друга.

Мужчина неуверенно встал.

— Ну… я пойду… Спасибо вам, доктор. До встречи.

— Всего доброго. Не забудьте принести с собой завтра консервы.

— Не забуду, доктор.

— Ну как у вас дела, Павел?

В ситуации, в которой оказался Павел, вопрос звучал более чем по-идиотски, но с чего-то надо было начать общение. Тем более, надо было дождаться ответа, чтобы послушать голос пациента.

Алексей Христофорович терпеливо наблюдал, как мужчина, безвольно лежащий на кровати, собирался силами, чтобы ответить.

— Доктор… что со мной… — голос сиплый (афония при ботулизме обычное дело, паралич голосовых связок).

— Вы отравились, Павел, бабкиными огурцами. У вас ботулизм. В глазах двоится?

— … Вроде, да… Точно, двоится… — пациент с неимоверным усилием сглотнул слюну.

— Это симптомы отравления. У вас затруднение при глотании. Если будет нарастать — дайте знать. Это очень важно.

Врач повернулся к медсестре, сидевшей на посту. Указал в сторону больного, от которого вились провода от датчиков к мониторам:

— Маша, следи за сатурацией, будет снижаться — готовься к интубации, — потом повернулся к больному и уже наигранно бодрым тоном заметил, — а вы, Павел, постарайтесь расслабиться. Если что-нибудь будет нужно — Маша рядом.

Да… мужик залетел конкретно. Надо же — выпить с другом, закусить и попасть в реанимацию — диалектика…, — усмехнувшись, подумал Алексей Христофорович, устало направляясь в ординаторскую оформлять историю болезни пациента.

Конечно, повезет, если этим все и обойдется. Но что-то непохоже. Очень уж стремительно нарастает симптоматика. Как бы интубировать не пришлось.

Он с тоской взглянул на часы. Семь утра — еще два часа париться! Представил ларингоскоп — стальную рукоять, с хищно изогнутым стальным клювом и микролампочкой на конце, и как он просовывает в голосовую щель пластиковую трубку… — нет, вяло запротестовал внутренний голос, прекратив этот поток до жути близких перспектив, и начал сочинять историю болезни…

Набивший оскомину фирменный звонок «нокии» прервал усталое созерцание потока пешеходов через грязное лобовое стекло «хундая» на тротуарном переходе. Бросив взгляд на определитель телефона и одновременно выжав сцепление на моргнувший зеленый свет светофора, он включил «блютус — гарнитуру» и нацепил ее на ухо.

— Ты смотри, кто о нас вспомнил! — театрально бодрым тоном начал он. — Голос не изменился. Наверное, и сам все так же прекрасен и свеж, в отличии от нас — обычных смертных… Что?! Не слышу… — он поднял окно в машине, чтоб оградить себя от вечного шума Беговой. — Привет, Андрюха! Сколько лет — сколько зим. Даже номер сотового не изменил — хвалю за постоянство!

В салон автомобиля настойчиво пытался пробиться вечный гул московских улиц.

— Да нет, я с дежурства. Еду домой… А что, встретиться надо срочно? … Давай вечерком — посидим, поговорим. Надеюсь, ничего серьезного? … У меня все по-прежнему: дежурство — дом — дежурство… Слава богу, ума хватило не жениться. Не в обиду тебе будет сказано … Ха … Ладно встретимся — поговорим…

Андрюшка Хариг. Сколько лет не виделись? Он попытался вспомнить сколько — не смог. Значит не виделись очень много лет. Интересно, что с ним стряслось?

Плотный неспешный поток машин плавно вывел его с Беговой на улицу 1905 года. Движение стало оживленнее, и он, устремившись мимо Ваганьковского кладбища, опять привычно воткнулся в пробку рядом со станцией метро.

— Господи, хоть бы на этой гребанной набережной не было пробок! — громко простонал он.