Тропой флибустьеров(Очерки)

Сэм Лорд… Да, он был не последней фигурой в иерархии карибских пиратов. Сызмальства примкнул он к «рыцарям удачи», прославившись даже среди них своей отчаянной дерзостью. В свое время английские власти сулили большие деньги за его голову, но вознаграждения так никто и не получил. Больше того, Сэм Лорд сумел каким-то образом добиться права жительства на Барбадосе, пообещав навсегда оставить свой промысел. К тому же он после смерти брата стал владельцем обширной плантации сахарного тростника (правда, для этого ему пришлось убить прямых наследников — детей покойного брата).

Новоявленный плантатор быстро оценил выгодное расположение своих владений — юго-восточное побережье, которое не могло миновать ни одно судно по пути в порт. Ему достаточно было только кликнуть своих бывших дружков, как план рождался сам собой. Ложные ночные огни увлекали суда, груженные ценностями и продуктами, на смертельные для них острые коралловые рифы, которых было предостаточно у берегов. Остальное, как говорится, было делом техники: люди Сэма на своих лодках налетали на терпящее бедствие судно и брали его приступом. Награбленное добро доставлялось на берег и тщательно укрывалось. Нередко его потом продавали тем, кому оно и предназначалось. Так продолжалось много лет. Казалось, богатств у пирата не счесть…

После смерти Сэма Лорда его наследники были немало удивлены, узнав, что бывший пират — банкрот, не оплативший многочисленные долги. Роскошная жизнь, которую он вел, стоила, очевидно, дороже награбленного. В итоге дворец-крепость купил на торгах один богатый англичанин, и со временем о мрачной славе этого места стали забывать. Но лет пятнадцать назад здание перекупила американская туристская компания и устроила в нем отель. Рядом выросли еще несколько вспомогательных корпусов, выдержанных уже в стиле двадцатого века. Вскоре на рекламных проспектах вновь замелькало имя Сэма Лорда, теперь уже как экзотическая приманка для очень богатых туристов. Наверное, для самых богатых, приезжающих на Барбадос.

— Видите, какие мы богатые? — с улыбкой говорит Том, когда мы садимся в машину. — Все у нас есть — и Шотландия и пираты…

Почти всю обратную дорогу мы молчали. Каждый думал о своем. И лишь у отеля мистер Адамс, словно продолжая начатую мысль, сказал на прощание:

— Но у нас есть и будущее. Простой народ хочет лучшей жизни. Наша политическая независимость — лишь первый шаг на этом нелегком пути.

Лимбо

В один из своих последних на Барбадосе вечеров, когда пойти было просто некуда, я решил, воспользовавшись рождественским приглашением, поужинать за счет управляющего отелем и заодно посмотреть наконец лимбо.

Лимбо…

Нет ни одного туристского проспекта без обязательного цветного фото, сопровождающего рассказ об этом национальном фольклорном танце. «Не увидеть лимбо — значит не увидеть Барбадос».

Что ж, надо «увидеть Барбадос» до конца. И вот — зал, заставленный столиками, и небольшая деревянная эстрада, на которой только что выступал какой-то оркестр. Музыканты убрали свои инструменты, пригасив свет, и гости ресторана тут же развернулись в сторону эстрады, дожевывая традиционный рождественский пирог с яблоками.

Появились двое стройных темнокожих юношей и такая же стройная, неестественно тонкая, словно манекен, темнокожая девушка. Юноши — в необычных костюмах, делающих их чем-то похожими на бабочек, девушка — затянутая тонкой блестящей тканью. Все трое — босые. Они устанавливают две стойки и планку между ними примерно на метровой высоте.

На сцене — новый оркестр, пять стальных барабанов. Зал заполняет оглушительная, в бешеном ритме музыка. Кажется, рушатся горы, извергаются вулканы, ревут перепуганные звери и на земле происходит что-то невообразимое. Артисты начинают свой не похожий ни на один известный в мире танец. Они то прыгают перед планкой, то приседают, почти касаясь своими телами пола. Затем, как подброшенные пружиной, снова взвиваются, примериваясь к высоте планки. Глаза горят, руки выделывают замысловатые пассажи, ноги плетут немыслимую вязь, а гибкие тела, кажется, вот-вот переломятся пополам.

Зал аплодирует. Что-то шаманское есть в этом танце, освещаемом разноцветными огнями. Утверждают, что лимбо восходит к ритуальным танцам любви древних африканских племен, но что он вобрал в себя со временем и латиноамериканские и местные, барбадосские, мотивы. И все же кто они, эти трое? Артисты или спортсмены? Трудно сказать. Скорее, и то и другое. Но безусловно одно: это искусство, высшее мастерство, которое невозможно постигнуть умом, а надо, наверное, родиться на этой земле, быть барбадосцем, чтобы суметь так самозабвенно и неповторимо выразить себя в танце.

Но вот почти смолкает музыка, прекращается игра света, и один из парней, уже спокойный, сосредоточенный и весь мокрый, подходит к планке и поворачивается к ней спиной. Откинувшись туловищем назад почти параллельно полу и выставив вперед колени, он, пританцовывая, легко проходит под ней. Планку опускают ниже, и то же самое проделывает второй юноша.