Тропой Койота: Плутовские сказки

Обнюхав основание столба, пес задрал над ним лапу. Жак оглянулся на башню. «Ничего, мсье лабиринженер, – подумал он, – я тебя еще одолею».

С этой мыслью он распустил пояс, повернулся к башне спиной и последовал примеру своего четвероногого спутника.

Лабиринт Каналов

Вода меж высоких гранитных стен черна, глубока. Пес сидит на носу, а Жак гребет и распевает:

– Песик, песик, поплывешь ли за море со мною?

В том новом лабиринте, в лабиринте маркизы, эти каналы будут кишеть ядовитыми змеями. А стены поверху ощетинятся острыми шипами. Как Жак боялся его, этого места, быть может, становившегося еще ужаснее оттого, что пока оно – всего лишь призрак, всего лишь игра ума! Когда он заколебался, услышав о поручении маркизы, та попросту сунула кошелек ему в руки.

– Ты сделаешь это для меня, – сказала она. – А не сумеешь – велю затравить собаками, как паршивого пса. Большего ты не заслуживаешь.

Весло в руках – словно свинцом налилось. Как будто темные воды хотят утащить в глубину и его, и самого Жака…

– Ты будешь служить матери всю свою жизнь? – спросила его Ариенна.

Случилось это вечером накануне того, как маркиза застала их вместе, заглянув в спальню дочери через потайной ход, о котором не знал даже Жак.

– Без службы ей я – никто, – ответил он. А про себя добавил: «Всего лишь кухонный мальчишка, которого ты постоянно дразнила, когда мы были маленькими».

– Я не могу любить тебя, пока ты служишь ей, – сказала Ариенна. И в этот вечер даже не удосужилась начать одну из своих сказок.

Лодка достигла тупика и закачалась на воде, постукивая бортами о стены. Сидит Жак с веслом на коленях, дрожит в темноте меж высоких гранитных плит…

Пес повернулся к нему и дважды гавкнул.

– Хорошо, капитан, – сказал Жак, отталкиваясь веслом от стены.

Лодка тронулась назад, и вскоре течение вновь подхватило и понесло ее дальше.

Лабиринт Стеклянных Стен

Солнце уже миновало зенит. Если бы эти стены могли отбрасывать тень, их тени сделались бы заметно длиннее.

Лабиринт Обелисков

В том новом лабиринте, лабиринте материнской ревности, будет лишь одно место, которое можно назвать отрадным. За всеми его коварными коридорами, безлюдными тропами и смертоносными ловушками, в самом центре лабиринта будет устроен зеленый холм, а на холме том – сад и огород, а посреди сада – милый, уютный дом, обращенный дверьми на восток. Очаг в том доме велик, но кровать – узка. Кровать та – кровать Ариенны, а дом – место ее заточения.

Так повелела маркиза. И все – потому, что Жак любит ее, а она могла бы полюбить его, если бы он не служил маркизе.

Здесь, в лабиринте, где Жак бездумно, без всякой системы, бродит сейчас, высокие каменные шпили тянутся вверх, словно надгробия древних великанов, и Жак старается ступать потише, опасаясь потревожить их сон. Если он не сумеет найти выход из этого лабиринта, то как же справится с тем, новым, построенным специально затем, чтоб преградить ему путь?

– Зют![140]

Прежде, чем Жак успел разглядеть, откуда доносится голос, пес с радостным визгом рванулся вперед. Навстречу из-за обелиска выступил неуклюжий с виду толстяк в шляпе-треуголке, из-под которой торчали во все стороны прядки седых волос. При виде пса он опустился на корточки.

– Зют, – повторил он. – Я думал, на этот раз ты заблудился окончательно!

Жак выждал минутку, дабы не мешать их воссоединению, а затем спросил:

– Так его зовут Зют?

Толстяк, не прекращая улыбаться, поднялся на ноги.

– Повторяй почаще любое слово – рано или поздно собака решит, что это и есть ее имя.

– У вас тоже дело к строителю лабиринтов?

– Да, причем каждый день. Я – его садовник, – ответил толстяк, распахнув плащ и продемонстрировав Жаку испачканные землей инструменты на поясе – совок, грабельки, садовые ножницы.

– Выходит, вы должны знать дорогу к выходу! – оживился Жак.

Садовник огляделся, прикрыв глаза ладонью, точно козырьком.

– Брюмо нанял меня вовсе не за мастерство в отыскании пути, сударь мой. Однако блуждать в одиночестве гораздо хуже, чем просто блуждать.

Дальше отправились вместе, втроем. Между обелисками тянулись кусты живой изгороди, и садовник, не умолкая, рассказывал о них – что им по нраву, а что не по душе. Некоторые растения, утверждал он, склонны к ночным кошмарам, и регулярная подрезка улучшает их сон. Другие чувствуют себя одиноко и увядают, если он забывает с ними поговорить.

Дойдя до широкой железной скамьи, садовник со вздохом опустился на нее, снял шляпу и положил рядом. Зют тут же вскочил на сиденье и улегся в шляпу, пришедшуюся ему как раз по росту.

– Знаете, у меня совершенно нет времени отдыхать, – сказал Жак.

– Так вы, должно быть, приехали заказать для себя лабиринт?

– Да, – коротко ответил Жак, не желая вдаваться в объяснения.

– Ума не приложу, отчего они в такой моде. Вот сад и огород – совсем другое дело!

Жак поднял взгляд к небу. Солнце начало клониться к закату и уже едва не касалось верхушки башни Брюмо.

– Согласен, – сказал он.

– А как вы хотите устроить свой лабиринт?

– Никак. Мне не хотелось бы об этом говорить.

Садовник на миг поджал губы и сказал:

– Ясное дело. В конце концов, я – всего лишь садовник.