Тропой Койота: Плутовские сказки

Под холодными звездами
Теплый язык
Соседского щенка.

Я сочинил это в тот самый момент, когда пес понемногу начал выбиваться из сил. Конечно, количество слогов не соблюдено, и «соседский» – пожалуй, чрезмерная поэтическая вольность, но с учетом обстоятельств произведение можно был счесть вполне удачным. Ведь на поверку вышло, что этот питбуль по кличке Танк на самом-то деле – просто щенок-переросток, до краев переполненный безграничной, но по-щенячьи неуклюжей свирепостью.

– Уймите же свои старанья, мой дорогой коллега, – слегка придушенным голосом сказал я на деловом, даже, пожалуй, канцелярском собачьем. – Я не хозяин, но и не добыча.

Тут я понял, что мой собачий от времени слегка заржавел – особенно словарный запас. Однако эти слова возымели нужный эффект: от удивления Танк разинул пасть и выронил меня.

Я не отказал себе в удовольствии вытянуться в полный рост и даже чуточку увеличил собственные размеры, вздыбив шерсть вдоль спины. И зашипел, храбро являя собой воплощение гнева – божьего и кошачьего одновременно.

Однако Танк оказался так генетически туп и так не привык терпеть поражения, что бросился на меня снова. Только пяток ударов когтями по мокрому веснушчатому носу заставили пса отступить.

Пес заскулил, забился в угол еще до того, как я успел отвести душу. Еще парочка отборных собачьих эпитетов, еще удар когтями по носу – и Танк даже думать забыл о том, чтобы когда-нибудь впредь причинить вред хоть одному котоподобному существу.

Как только с псом было покончено, в боковую дверь гаража заглянула пышногрудая человеческая женщина.

– Танки, что тут стряслось? – спросила она тем самым бездумно-ласковым, вкрадчивым тоном, каким люди часто говорят с животными.

Бедный пес весь дрожал, и дух его был сломлен, но я-то, напротив, был немало вдохновлен своими нежданными приключениями.

– О, добрая женщина, – заговорил я, распушив хвост, – не затруднит ли тебя подать мне чего-нибудь для подкрепления сил?

– Кто здесь?! – вздрогнула юная леди.

– Цицерон называл меня Малышом Лео, – ответил я, вкрадчиво хмыкнув, – а Шарлемань[106] – «моим леопардом без пятен». Зови меня как пожелаешь, дражайшая смертная дева, только подай же скорей блюдце чего-нибудь вкусненького.

С людьми я обращаться умею, особенно повелевать дамами, однако знакомство с этой женщиной вышло необычайно неловким. Лишившись дара речи, выпучив глаза, она попятилась назад, в ярко освещенную комнату, и оставила дверь нараспашку.

Мало этого. Стоило мне проникнуть в ее гостиную и завести разговор о приятном, она начала швыряться в меня всем, что попадется под руку, замахала руками, отчаянно завопила. Когда же она схватила телефон, нажала на нем какие-то цифры и заорала в трубку, будто на ее софе разлеглась пума, я понял, в чем корень ее заблуждений.

– Я вовсе не местный хищник, дорогая девушка, – возразил я. – Я – бессмерное существо из далекого языческого прошлого. И, более того, готов стать твоим возлюбленным, сколь бы экзотически ни выглядело это для тебя.

Нужно ли пересказывать здесь мои льстивые речи, возвышенные хвалы ее красоте? Ответом на все мое красноречие оказались лишь визги да вопли. Раскрасневшаяся, с каждой минутой все более и более утрачивающая привлекательность, она швырнула в меня телефоном, схватила стул и отгородилась от моих любезностей четырьмя тонкими деревянными ножками.

К тому времени, как в парадную дверь с топотом ворвался взмокший, сыплющий проклятиями Ник с черным, тяжелым на вид пистолетом в руке, ее общество успело мне немного наскучить.

Отшвырнув стул, она повернулась к Нику и указала трясущимся пальцем в мою сторону.

– Здесь говорящий кот!

– Чо у тя тут стряслось, Мэри Джин? – недоуменно моргая глазами, спросил Ник.

– Он разговаривает! – взвизгнула Мэри Джин.

Здоровяк Ник взвесил пистолет на раскрытых ладонях – осторожно, точно опасаясь его сломать. Его настроение – настроение человека, только что зарядившего оружие и снявшего его с предохранителя, но в последний момент передумавшего стрелять – невозможно было спутать ни с каким иным. Он явно был скор на расправу, но не настолько, чтоб не задумываться о последствиях.

Не желая далее омрачать этот прекрасный вечер насилием, да к тому же сомневаясь, что мое физическое воплощение без всяких неудобств переживет контакт с пулей сорок пятого[107] и даже девятимиллиметрового калибра, я решил вмешаться в разговор.

– Меня Бобби подучил. Все это – его идея.

Не подражая чужим голосам, я говорю по-английски с неописуемым акцентом – точно египетский официант среднего разбора. Вероятно, по этой причине, прежде, чем развивать сии абсолютно вымышленные обвинения в адрес отсутствующего Бобби, мне пришлось разъяснить Нику то, что уже было сказано.

– Чо Бобби сделал? – спросил он.

– Точно, Ник, точно, – продолжал я с более американским (точнее сказать, деревенским) акцентом. – Бобби так и сказал: притворись котом и насладись плотской связью с Мэри Джин.

От изумления – впрочем, сию реакцию вернее будет описать, как «оцепенел от ужаса» – Ник выронил пистолет.