Тропой Кулика (Повесть о Тунгусском метеорите)

Жизнь на Пристани постепенно налаживалась. Обогатительная установка работала безотказно. Наступили страдные дни и для нашего минералога Нины Заславской. В ее задачу входил просмотр материала «узкой полоски»: она отбирала из него под бинокулярной лупой магнетитовые шарики и другие частицы, вид которых заставлял сомневаться в их земном происхождении. Для этой сложной и кропотливой работы, требующей хорошего освещения, была изготовлена специальная палатка с марлевыми стенками и крышей из полиэтиленовой пленки.

Хуже обстояло дело с пробами. Вначале предполагалось, что перебрасывать людей и пробы будет вертолет. Однако он работал с перебоями, а затем вообще прекратил полеты. Пришлось организовать несколько дополнительных опробовательских отрядов. Все дальше и дальше приходилось пробщикам уходить от заимки, и все больше времени затрачивалось на доставку проб. А вертолета все не было и не было.

В поход на Укагиткон

Как ни приятны дни, проведенные на берегу Хушмы около обогатительной установки, или у омутков, где на спиннинг попадаются прелестницы щуки, или в прогулках к ближним и дальним озеркам, где в потайных заводях растет утиное племя, а все же жизнь на одном месте становилась в тягость. Работа была налажена. Поскольку вертолет не летал и пробы доставлялись издалека на спинах пробщиков, обогатительная установка временами оставалась незагруженной.

Я предложил Флоренскому взять фундаментальную пробу в устье Укагиткона. В пробах прошлых лет там наблюдались повышенные содержания магнетитовых шариков. Однако вес этих проб исчислялся килограммами, и шариков было получено немного. Нам же для изучения требовалось ощутимое их количество. Что, если взять пробу с площади в два десятка квадратных метров? Для равнения можно взять такую же пробу на расположенном рядом незатопляемом участке. Кроме того, можно взять еще одну крупную пробу в 10–15 километрах выше по Укагиткону.

Предварительную обработку проб мы сделаем на месте и материал, прошедший через сито с отверстиями в четверть миллиметра, если не весь, то хотя бы частью принесем с собой. Остальной материал можно будет при случае перебросить вертолетом. Флоренский согласился, и мы стали уточнять детали маршрута.

В помощь Саше Козлову на Хушму был направлен Егор Малинкин. Он с радостью принял это назначение. Пребывание на заимке на скучной хозяйственной работе ему изрядно надоело. Ходить в маршруты он не мог — давало себя знать ранение ноги во время войны. Прибытие Егора на Хушму было встречено восторженно. Он всеобщий любимец, этот самый Егор, — маленький, худенький, веснушчатый и рыжеватый, подвижный и веселый, балагур, с золотыми руками.

Для маршрута в мое распоряжение было выделено три человека из КСЭ, недавно прибывших в район. Одного из них, Леню, я знал еще с 1960 года — он входил в состав КСЭ-2. Второй, металлург из Новосибирска, Витя, худощавый пышноволосый юнец с рыжевато-черной густой бородкой, в очках, еще раньше обратил на себя внимание тем, что прибыл в тайгу с гитарой, привязанной к огромному рюкзаку. Третий молодец, присланный с заимки, был Володя, рослый, красивый парень, бывший летчик, ушедший в запас. Они стояли около барака, и видно было, что им не терпится скорее отправиться в поход. Однако сборы заняли немало времени, и мы вышли в путь только в восемь часов вечера.

Нагружены мы были основательно: семидневный маршрут не шутка, а нам кроме палаток, спальных принадлежностей и продуктов приходилось нести инструмент для взятия проб, а также набор сит — больших деревянных рам с натянутыми сетками.

Первая часть пути — примерно 12 километров — проходила по сильно изрезанной местности с частыми подъемами и спусками. Только к двум часам ночи в туманной полутьме мы спустились к берегу Хунты, перебрели ее и остановились немного отдохнуть. Нам предстояло срезать напрямик огромную дугу, которую делала Хушма, и вновь выйти к ней около устья Укагиткона.

Ночь была беззвучно-тихая. Над рекой и прибрежными болотами висело белое облако тумана, сквозь которое чуть просвечивала темная полоса прибрежного леса. Ни единого комара не было в неподвижно-холодном и сыром воздухе.

Мы разожгли костер, вскипятили чай, вскрыли банку мясных консервов и, подкрепившись, отправились дальше. Теперь наш путь шел по равнинной местности с отдельными сглаженными, покрытыми лесом возвышенностями. Идти приходилось строго по компасу, так как ориентироваться было не на что.

С трудом выбрались мы из покрытого густым туманом лабиринта прибрежных болот и стариц и вышли на более или менее сухое место. Характер местности все время менялся. Поросший брусничником сухой сосновый бор, по которому так приятно идти, сменялся замшелой низиной с корявым еловым или лиственничным лесом, с обилием топких моховых болот, в которых нога проваливалась по щиколотку и ходьба по которым была сплошным мучением.