- Как это нелюди? - вскинулся лейтенант. - Ты чего несешь, сержант?
- То самое, командир, - процедил сержант не своим голосом. - Вон, туда посмотри... что они творят! Люди для немцев они сами, все остальные - недочеловеки.
- Сволочи! - выругался боец. - Подойдут наши, так ударим, что сразу поймут - кто здесь люди!
Якушев уже знал, что удара не будет, что Красная Армия нанесет свой сокрушающий удар нескоро. Долго еще до этого удара. Но он промолчал, сам потрясенный.
Плач и вой приближался. Немцы толкали перед собой заложников, стреляли из-за их спин и тут же прятались. Бойцы целились во врага, но стрелять опасались, не задеть бы баб да детей...
Один старик отмахнулся от солдата и тот пристрелил его. Бабы взвыли громче. Кто-то кинулся назад, к лесу. Выстрелы... упал убитый старик... мальчишка... молодая женщина...
- Мамка! Мамка-а-а! - взвыл за спинами бойцов Андрей. - Мамку забили!
Парень вскочил и бросился вперед, но не пробежав и десятка метров вскинул нелепо руками и рухнул, обливаясь кровью.
- Су-у-уки-и-и-р-р-р-а-а-а-а!
И три десятка бойцов понеслись на врага.
В штыки.
'Там пулеметы!' - мелькнула чужая мысль и пропала в бурлящей ярости.
- Ыр-р-р-а-а-а! - рождающийся в груди рык драл глотку, и глушил все вокруг, словно не тридцать разъярённых бойцов атакуют врага, а вся рота, батальон, полк!
Острые жала штыков сверкают на солнце, и уже нацелены на ненавистные серые фигуры с раскатанными рукавами, и в глубоко надвинутых на головы касках.
От опушки запоздало ударили пулеметы. Но бойцы успели пробежать склон и теперь толпа и сами немцы прикрыли атакующих. С холма заработал 'Дегтярев'. Это старшина начал гасить немецкие пулеметчиков.
Немецкая пехота стала стрелять прямо сквозь толпу. Это только прибавило ярости бойцам.
- Ур-р-ра-а-а! - Первым вломился в толпу немцев лейтенант с винтовкой в руках и сходу вонзил штык во врага.
Якушев перескочил тела двух женщин, и перед ним оказался здоровенный фриц с карабином и штыком. Тот подался вперед, выбрасывая маузер навстречу сержанту, но Степан уклонился влево и сразу ударил. Штык вошел словно в манекен на полигоне. Немец выпучил глаза, выронил карабин и схватился за мосинку. Якушев попытался её выдернуть, но немец держал ствол обеими руками и крепко. Тогда сержант подхватил немецкий карабин и ударил прикладом под каску.
- Сзади! - вспыхнуло в голове.
Успел оглянуться и машинально двинуть карабин назад.
- Шайзе... - прохрипел немец, заваливаясь.
Дернуло левую руку. Степан отмахнулся карабином и сразу ударил штыком. Что-то сильно стукнуло в маузер, выбивая из рук. Якушев отшатнулся, запнулся об убитого немца. Упал.
- Сыно-ок... помажи... - простонал кто-то.
Рядом пожилая женщина с большой раной шеи. Боль в её глазах быстро затухла. Женщина замерла...
Ир-р-р! Якушев зарычал, взвился, в прыжке вырывая саперную лопатку, и кинулся вперед.
Отбить штык, взмах, и лопаткой под каску.
По шее немцу, что завалил лейтенанта и пытается добить его штыком.
Взмах, удар, еще удар...
Якушев многое умел. Драться умел, хорошо умел, виртуозно владел ножом, но то что он творил сейчас...
Какая-то неведомая сила помогала ему. И в голове вспыхивали незнакомые слова, сопровождая его стремительные движения - хоу-сао-туй, мае-гери, гедан-кин-гери...
И лопаткой, лопаткой...
Подкатом под ноги, левой в пах, лопаткой по шее, оттолкнуться от упавшего, навстречу набегающему врагу, поднырнуть под штык, саперка мелькает два раза, а немец, хрипя и брызгая кровью улетает за спину...
Свалка! Лязг! Хруст! И рев. Утробный. Оглушающий.
И немцы не выдержали. Сначала попятились, потом побежали.
- Ы-р-р! - вырывается из глотки. - Бей! Бе-е-ей!
- Вперед! - это лейтенант. Еще жив пацан! Весь в крови, глаза бешенные, в руках винтовка, а окровавленный штык смотрится страшно...
- Ур-р-ра! - и бойцы бегут следом за удирающем врагом.
Догнать! Убить!
Степан настиг удирающего немца. В прыжке мощным ударом сломал тому хребет, достал до другого врага, рука с лопаткой в замахе...
Вдруг в голове ярко вспыхнуло. Ноги подогнулись, и Якушев провалился в черноту...
***
Из неотправленного письма Отто Зейгардта:
'Восемь дней войны и трудно поверить в то, что произошло всего два дня назад. И я рад, что выжил в той бойне. Моя милая Марта, я не хочу пугать тебя описанием того ужаса, что я испытал тогда. И видит Бог, никто из камрадов не ожидал. Мы все знали, что русские сильны в штыковой атаке, но это...
Их глаза горели бешенством, они рычали как звери. И шли на нас неуязвимые, страшные, жуткие.
На меня надвигался один 'Иван'. Он на моих глазах вонзил штык в грудь Липке, я писал как-то о нем, так этот 'Иван' поднял беднягу Липке на штыке и швырнул через себя. Как куклу. С жутким рыком. Потом он посмотрел на меня и страх парализовал меня. Я ничего не смог сделать. Русский штык пробил мою грудь.
Но я выжил. Мне сказали, что тогда погибло много камрадов и я уже много раз благодарил Бога, что я один из выживших...'.
Глава 2
- Паша. Паша!
- А? - поднял голову Свешников.
Он сидел рядом с аппаратом и что-то записывал, иногда поглядывая на Жукова.